Я не хотела постоянно отказываться от удовольствий – от конфет, малинового лимонада и других лакомств. Например, от пирога, который постоянно предлагала нам Грит Адигар. Она сама пекла его, каждую субботу, и щедро посыпала сахарной пудрой. А в понедельник приходила к нам с тарелкой, на которой лежало три-четыре кусочка. Они были уже немного очерствевшими, но это было не важно. Мама всегда отказывалась от угощения. А у меня от одного вида этого лакомства текли слюнки.
Если я слишком долго смотрела на куски пирога, мама говорила:
– Опять у тебя этот жадный взгляд. – И отсылала меня в гостиную.
Там я становилась на колени перед крестом, на котором Спаситель пролил кровь за наши грехи…
Стоять на коленях перед мертвым и видеть его кровь и ужас окружающих было довольно странно. Блондинка не хотела, чтобы Кора к ней прикасалась, не хотела, чтобы та помогла ей встать и увела ее. Когда Кора дотронулась до ее ноги, блондинка принялась колотить ее обеими руками. Мужчина велел ей оставить Уту в покое. И Кора отступила. Какое ей дело до Уты?
Кора извинилась перед Гереоном за то, что порезала ему руку, и он снова ударил ее кулаком в лицо. Приятель умершего встал, а затем опустился на колени и принялся осматривать труп. Но поскольку этот миг растянулся до бесконечности, мужчина заорал на Гереона:
– Прекратите, черт вас подери! Хватит!
А Гереон крикнул Коре:
– Ты что, с ума сошла? Зачем ты это сделала?
Этого она не знала, и ей почему-то было неловко.
Ей хотелось побыть наедине с мертвым, всего пару минут, чтобы спокойно рассмотреть его, чтобы насладиться чувствами, которые вызывал его вид: удовлетворенностью, невероятным облегчением и гордостью. Словно неприятная работа, которую она так долго откладывала, наконец была сделана. Кора едва не сказала: «Свершилось!»
Но промолчала. Она отлично себя чувствовала.
Ничего не изменилось даже тогда, когда прибыли полицейские. Их было четверо – одетые в униформу стражи порядка. Один из них поинтересовался, ей ли принадлежит маленький нож для чистки фруктов и овощей. Когда Кора подтвердила это, полицейский спросил, она ли убила ножом этого мужчину.
– Да, конечно, – ответила она. – Это сделала я.
Полицейский заявил, что должен арестовать ее, что она может хранить молчание, что у нее есть право на адвоката и все такое.
Кора встала.
– Большое спасибо, – сказала она. – Адвокат мне не нужен. Все в порядке.
И это было правдой. Все было просто замечательно. Восторг, ликование, внутреннее спокойствие – ничего подобного Кора прежде не испытывала.
Полицейский велел Гереону вытащить для нее свежее белье из сумки и показать документы. Самой Коре рыться в сумке не разрешили. Позволили только взять юбку и футболку. О полотенце она не подумала.
Гереон начал копаться в сумке и снова закричал:
– Да ты совсем с катушек съехала! Ты и меня порезала!
Кора ответила ему спокойно и сдержанно. После чего Гереон вручил полицейскому ее белье. Тому не оставалось ничего иного, кроме как взять его и с каменным выражением лица передать Коре.
Полицейские позволили ей умыться. Двое из них сопроводили ее в служебный туалет, расположенный в невысокой постройке у входа. Умывальник был грязным, в забрызганном зеркале почти ничего нельзя было разглядеть. Но, несмотря на это, Кора отчетливо видела свое лицо. Она провела рукой по правому виску. Кожа там лопнула. Веко опухло, и один глаз превратился в узкую щелочку.
Проведя кончиком языка по верхней губе, Кора почувствовала кровь и вспомнила деревянную фигуру в углу комнаты, красную краску на ее руках и ногах, рану в боку, с которой стекало несколько тоненьких полосок. Она еще в четыре года поняла, что это всего лишь краска. Но кровь мужчины, кровь на ее лице, на ее теле – все это было настоящим. И это было избавлением.
Все было красным – купальник, руки, испачкались даже волосы. Кора с удовольствием так бы все и оставила. Но ей не хотелось злить полицейских, поэтому она открыла кран, вымыла руки, подставила голову под тонкую струйку воды и стала смотреть, как кровь стекает в умывальник. Смешиваясь с водой, она становилась очень светлой, почти как малиновый лимонад. Точнее, не лимонад, а вязкий сироп, который разбавили водой.
В какой-то момент мама капитулировала, уступив ее желаниям. Один стакан сладкой воды в день. Точнее два, один для нее, другой для Магдалины. Кора увидела себя стоящей перед старым кухонным столом, на столешнице которого было множество царапин и зарубок. Увидела, как внимательно следит за мамой, поровну наливающей сироп в два стакана. Увидела, как поспешно хватает стакан, в котором сиропа было, пожалуй, на десятую долю миллилитра больше.