Когда отец закрыл за собой дверь, я услышала, как он пробормотал:
– Скоро все закончится. И тогда этот цирк прекратится, или же я выгоню ее пинком под зад!
И он хлопнул кулаком по ладони, не заметив, что я еще не сплю.
Его звали Рудольф Гровиан. Некоторые нарочно произносили его фамилию неправильно, и тогда она звучала довольно брутально. Но он был отнюдь не агрессивным, напротив; в личной жизни ему стоило бы иногда проявлять больше твердости, и он об этом знал. Рудольфу было пятьдесят два года. Он женился в двадцать семь и вот уже двадцать пять лет как стал отцом.
Его дочь всегда была созданием своенравным, выдвигавшим бесстыдные требования. Она вила из родителей веревки. И в этом была его вина. Нельзя было перекладывать воспитание дочери на жену. Мехтхильда была слишком уступчива и легковерна. Она не умела устанавливать границы и принимала любую чушь, которую ей подсовывали, за чистую монету. Раньше, когда Рудольф пытался урезонить дочь, жена лишь вздыхала:
– Руди, оставь ее, она ведь еще маленькая!
Потом дочь повзрослела и вообще перестала слушаться, особенно его. В таких случаях Мехтхильда произносила свою коронную фразу:
– Не волнуйся ты так, Руди, подумай о своем желчном пузыре; что поделаешь, такой уж у нее возраст.
Его дочь вот уже три года была замужем и теперь вила веревки из порядочного, симпатичного молодого человека. Два года назад она родила сына. И Рудольф Гровиан надеялся, что она образумится, осознает степень своей ответственности и немного поумерит запросы.
В ту субботу ему с горечью пришлось осознать, что некоторые надежды неосуществимы. Вторую половину дня Рудольф провел на дне рождения свояченицы. Его дочь, зять и внук, конечно же, тоже были приглашены. Дочь и внук пришли, а вот зять отсутствовал.
Рудольф Гровиан услышал обрывки разговора между женой и дочерью, давшие ему повод для самых страшных подозрений. «Адвокат» – это слово было произнесено не раз и не два. Убеждать себя в том, что речь идет о случае на дороге или о разногласиях с арендодателем? Нет, он был не настолько наивен.
Рудольф решил серьезно поговорить с дочерью, хоть и знал, что это бессмысленно и что он только лишний раз выйдет из себя. Но, прежде чем он успел исполнить свое намерение, за ним приехали. Это случалось очень часто, такая уж у него профессия.
Рудольф Гровиан был главным комиссаром полицейского управления в районе Рейн-Эрфт, начальником первого участка. Он годился Коре Бендер в отцы. Но вместо того, чтобы заботиться о ней, задавал ей неприятные вопросы о прошлом. Медленно, но уверенно увлекал ее назад, прямо в пучину безумия, которого она боялась больше, чем смерти.
Эта встреча была гибельной для них обоих: полицейский, который в нерабочее время был раздраженным, а иногда и чувствующим вину отцом, и женщина, жившая с осознанием, что отец не может помочь, что все становится только хуже, стоит ему вмешаться.
Возможно, что в эту субботу Рудольф Гровиан был несколько более раздражен, чем обычно, однако обязанности свои выполнял как всегда – спокойно и слегка отстраненно.
Когда его известили о происшествии на озере Отто-Майглер-Зе, он поехал в участок, собрав коллег, даже тех, кто обычно не занимался тяжкими преступлениями.
Несмотря на то что были выходные, работа спорилась. Свидетелей разместили в кабинетах. Рудольф поговорил с каждым из них, чтобы составить первое впечатление.
Люди очень старались припомнить все до мельчайших подробностей, однако ничто не указывало на катализатор, вызвавший катастрофу. В таких случаях – Рудольф знал это по опыту – он таился либо где-то в прошлом, либо в самой природе убийцы. Чтобы обвиняемый ни с того ни с сего набросился на совершенно не знакомого ему человека – с таким Рудольф Гровиан еще ни разу не сталкивался и никогда об этом не слышал.
Женщины топили своих детей, пробивали головы спящим мужьям, травили или душили беспомощных матерей, устав от необходимости ухаживать за ними; женщины убивали мужчин, с которыми у них были близкие отношения. Все, что Рудольф Гровиан услышал в тот субботний вечер в промежутке между семью и девятью часами, отлично вписывалось в привычную схему.
Самое важное сообщил ему друг и коллега Георга Франкенберга, Винфрид Майльхофер. Как и жертва, Майльхофер работал врачом в университетской клинике в Кельне, был человеком рассудительным. Несмотря на шок, он позволил себе всего одно-единственное не подкрепленное фактами замечание. Мол, эта женщина набросилась на Георга, словно «божественный судия».
Майльхофер заявил, что чувствовал себя так, словно его парализовало, что он был просто не в силах отреагировать на нападение должным образом. Казалось, Франки и сам справится с этой женщиной. После первого удара, который ни в коем случае не мог быть смертельным, он схватил ее за запястье.