Кора сжимала левую руку правой, мяла пальцы, словно хотела их сломать. Рудольф Гровиан наблюдал за ней, и в его душе сплетались восхищение и триумф. Устремив взгляд в пол, она продолжала:
– Но с Гереоном было хорошо. Он никогда ни к чему меня не принуждал. Всегда был добр ко мне. Я не должна была выходить за него замуж, потому что… потому что… Я видела этот сон. Но его давно уже не было. И я… Я просто хотела…
Не договорив, Кора подняла голову и посмотрела Рудольфу в лицо. Ее голос задрожал.
– Я просто хотела спокойно жить с приятным молодым человеком. Хотела, чтобы у меня все было как у других. Понимаете?
Рудольф кивнул. Да и кто бы не понял? И какой отец не хотел бы, чтобы у его дочери была такая же цель: быть счастливой с приятным, приличным молодым человеком?
Именно в этот миг перспектива для него сместилась. Рудольф не заметил этого, даже несколько дней спустя считая себя беспристрастным, увлеченным своей работой полицейским, который сталкивается с ужасной жизнью преступников и имеет право на сочувствие. Сочувствие не запрещено, пока ты не теряешь ориентир. А Рудольф не терял его ни на секунду. В конце концов, цель его работы – выяснить, вскрыть, забраться в самые темные уголки и найти там доказательства. И не важно, находится ли этот уголок в здании, лесу или душе́.
Рудольф Гровиан не был настолько амбициозным, чтобы брать на себя роль, отведенную специалистам. Он не собирался любой ценой доказывать, что прав в своем предположении. Ведь он всего лишь человек, которому бросили вызов. Он не обратил внимания на первые сигналы тревоги, посылаемые рассудком, впавшим в искушение, и не сумел им воспротивиться. В конце концов ему важно было просто доказать, что он не виноват.
Кора Бендер зажмурилась и пробормотала:
– Вначале так и было. Все было нормально. Мне нравилось, когда Гереон проявлял нежность. Нравилось с ним спать. Но потом… все началось опять. Гереон тут ни при чем. Он хотел как лучше. Остальным это нравится, они прямо с ума сходят. Я даже предположить не могла, что случится, когда он захочет сделать это со мной. Я и сама не знала, пока это не произошло. Я должна была поговорить с ним об этом. Но что я могла бы ему сказать? Что я не лесбиянка? Но, полагаю, дело не в этом. Не знаю, но… Я хочу сказать, мне ведь известно, что не только женщины делают это языком. Мужчины тоже, и всем это нравится. Кроме меня… С тех пор это не прекращалось. Я подумала, что будет лучше, если я пойду к воде. Все выглядело бы как несчастный случай. Гереону не пришлось бы ни в чем себя упрекать. Это ведь ужаснее всего – когда кто-то умирает, а ты начинаешь себя казнить. Невозможно избавиться от мысли, что ты мог это предотвратить. Я хотела уберечь Гереона. Если бы меня не задержал ребенок, ничего бы не случилось. К тому моменту, когда блондинка включила эту песню, меня давно бы уже не было.
И Кора начала бить себя кулаком в грудь, не открывая глаз. В ее голосе послышались истерические нотки.
– Это была моя песня! Моя! Я не могу ее слышать. Тот мужчина тоже не хотел ее слушать. «Только не это, – сказал он, – не надо так со мной». Он знал, что я проваливаюсь в дыру, стоит мне услышать эту мелодию. Наверняка знал. Он посмотрел на меня, и я прочла в его глазах прощение. Отче, прости им! Ибо не ведают они, что творят.
Кора всхлипнула.
– О господи! Отец, прости меня! Я ведь всех вас любила. И тебя, и маму, и… Да, и ее тоже. Я не хотела убивать. Мне просто хотелось жить, жить нормальной жизнью.
Она снова открыла глаза и помахала указательным пальцем у Рудольфа перед носом.
– Запомните вот что: все это моя вина. Гереон не имеет к этому никакого отношения. И мой отец тоже. Оставьте моего отца в покое! Он старик. И уже достаточно натерпелся. Если вы расскажете ему об этом, то убьете его.
Глава четвертая
Все эти годы отец по-своему очень старался. И даже если я сотню раз его разочаровывала, если давала ему тысячи причин меня презирать, его любовь не угасала. Он сделал для меня то, чего не сделал бы ни один другой отец.
Я имею в виду не то, что он сделал на мой день рождения, когда я лежала голодная в постели, а он, ругаясь, подошел к двери. Хотя и в тот день он тоже кое-что для меня сделал. Заметив, что я еще не сплю, отец сел на край моей кровати и погладил меня по голове.
– Мне очень жаль, – произнес он.
Я была ужасно зла на него. Если бы он не дал мне ту дурацкую шоколадку, мама накормила бы меня супом.
– Отстань от меня, – сказала я и повернулась на бок.
Но отец не отстал. Он обнял меня и принялся раскачивать.