– Мне нравится эта идея, – говорит Валдман. – При условии, что это не будет стоить нам никаких денег.
– Возможно, нам придется сделать небольшое пожертвование, как говорится: «Не помажешь – не поедешь», но я надеюсь, что мы сможем найти недвижимость, которая соответствует их потребностям и не потребует от нас дополнительных затрат. Я уверен, что мы сможем найти среди наших клиентов того, кому нужны налоговые льготы и у которого уже есть подходящая для этого недвижимость.
– Ладно, хорошо, – соглашается он. – Тогда за работу!
Делаю паузу, поскольку мы подошли к самой сложной части.
– Так вот, сэр, я хотел спросить, возможно ли, чтобы кто-то другой занялся этим проектом? По крайней мере работой с монахинями.
Валдман смотрит на меня и не отвечает.
– Я по-прежнему буду делать все остальное: искать для них новый дом, поддерживать контакт с Киганом и Или и тому подобное. Но я сомневаюсь, что подхожу для работы с самими монахинями.
Мой босс продолжает изучать меня, и я сопротивляюсь желанию поерзать в кресле. «Не проявляй слабость, – напоминаю я себе. – Покажи свою уверенность. Веди себя так, словно ты готов к очередной победе».
– Знаешь, впервые за десять лет ты просишь отстранения от работы, – говорит Валдман. – Ты справлялся с сенаторами, спортсменами и международными пивными конгломератами для меня, но вдруг струсил? Ты слишком робок, чтобы справиться с кучкой монахинь?
– Я вовсе не робкий, – говорю я, защищаясь.
– Тогда в чем же дело?
Я решаю открыть часть правды, которая не касается Зенни.
– Моя сестра покончила с собой из-за священника-растлителя. Мне жаль, но у меня слишком много претензий к церкви, чтобы работать напрямую с сестрами. Я бы предпочел оставаться, что называется, за кадром.
Валдман делает глоток и причмокивает губами.
– Ну, не могу сказать, что совсем не разочарован, поскольку все равно считаю тебя лучшим, кто мог бы справиться с данной проблемой. Но в то же время не могу отрицать, что у тебя чертовски веская причина сторониться монахинь.
– Значит, вы найдете кого-нибудь другого, кто будет работать с ними?
– Да.
Слава яйцам.
– Благодарю вас, сэр. Со своей стороны, обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы урегулировать этот вопрос.
– Я знаю, что ты это сделаешь, – отмахивается Валдман. – Шон, ты хороший сотрудник, и я уверен на сто процентов, что ты все исправишь.
«Рад, что хоть кто-то уверен», – думаю я.
В тот вечер, проведав маму в больнице, я отправляюсь в клуб, чтобы выпустить пар и отпраздновать свой успех, что мне так и не удалось сделать прошлым вечером. Знаю, стриптиз-клубы обычно пользуются сомнительной репутацией, и, вероятно, обнажение за деньги по сути своей настолько непристойное занятие, что никакое богатство не поможет очистить репутацию, но данному заведению это почти удалось, потому что здесь крутится много денег. Это эксклюзивный клуб, куда можно попасть только по приглашениям, и его двери открыты только для членов (да, мужчин и женщин), которые зарабатывают не меньше миллиона в год. И, кроме того, мне нравится, что это место по своей сути порочное.
Поскольку я тоже порочный человек и в ближайшее время меняться не собираюсь.
Я заказываю себе виски «Макаллан» и выхожу из бара. Клуб находится на верхнем этаже небоскреба в центре города, и, хотя коктейль-бар и танцевальные площадки огорожены от окон стеной, по периметру клуба тянется широкий коридор, где члены клуба могут отвечать на телефонные звонки или просто любоваться городом, чем я сейчас и занимаюсь. Со стаканом в руке разглядываю четкие линии своего собственного здания в нескольких кварталах отсюда. В моем пентхаусе горит свет, и я открываю на телефоне приложение «Дом», чтобы посмотреть, кто, черт возьми, находится в моей квартире, потому что клининговая компания уже давно должна была закончить уборку.
Включаю видеозапись с камеры на кухне и вижу легко узнаваемые очертания мускулистой спины Эйдена, который роется в моем холодильнике. Даже на слегка зернистом изображении я вижу, как на его обнаженной коже блестит пот.
Набираю его номер, и он отвечает ворчанием.
– Прекрати заливать потом мой чистый пол, – раздраженно говорю я.
– Ты же не сам его моешь, – парирует Эйден. Я слышу, как хлопает дверца холодильника и тарелка со стуком опускается на столешницу.
– И перестань есть мою еду, – продолжаю я. – Жутко бесит, когда возвращаешься домой, а твой холодильник опустошен каким-то неандертальцем.