Жаль, что не только воспоминания о смерти Лиззи так подействовали на меня. Жаль, что у отца Элайджи есть причины смотреть на меня с жалостью. Как бы мне хотелось хоть раз принять душ, или присутствовать на деловой встрече, или перепихнуться с красивой женщиной и при этом не держать под рукой телефон с включенным звуком на случай крайней необходимости. Как бы мне хотелось просто быть счастливым от того, что заключил эту сделку с Киганом, что у меня неприлично много денег и шикарный новый пентхаус, и привлекательное тело, и еще более привлекательный член, и великолепная шевелюра.
Но, оказывается, не все можно исправить деньгами и великолепной шевелюрой.
Сюрприз.
Я допиваю остатки виски, ставлю стакан на столик с высокой столешницей и отваживаюсь пройти дальше на покрытую травой террасу. Впереди меня, на холме, в легком мерцании огней простирается город, а позади – неприветливый занавес из стекла и стали, за которым скрывается мое королевство. Где я живу, работаю и развлекаюсь. Воздух наполнен летним пением цикад и музыкой уличного движения, и, черт побери, как бы мне хотелось хоть на одно мгновение вспомнить, какое умиротворение можно испытывать, слушая все эти звуки. Что можно любоваться огнями города и не вспоминать о ярком свете больничных флуоресцентных ламп, писке мониторов, запахе гигиенической помады.
Терраса практически безлюдна, хотя вечер только начинается, и я уверен, что пьяные светские львицы будут смеяться и распивать здесь спиртные напитки, как только уберут тарелки с десертом. Какой бы ни была причина, я благодарен за несколько минут одиночества и напоследок снова вдыхаю пропитанный запахом травы воздух, прежде чем вернуться внутрь, и именно в этот момент замечаю ее.
На самом деле первым в глаза бросается ее платье: проблеск красного мерцающего шелка, трепетание танцующего на ветру подола, подобно красному плащу, которым размахивают перед быком, и в считаные секунды я снова Шон Белл, празднующий победу и все такое. Я меняю направление, следуя за соблазнительным мерцанием красного шелка, пока не нахожу девушку, которой он принадлежит.
Она стоит спиной к стеклянной стене и толпящимся по другую сторону богатым людям, прислонившись к одному из массивных тросов, которые крепят крышу здания к террасе. Легкий ветерок играет с шелком, скрывающим ее тело, взъерошивая подол и обрисовывая аппетитные очертания талии и бедер, а нежная темная кожа ее обнаженных рук и спины сияет в свете городских огней. Я пробегаюсь взглядом по изгибу ее позвоночника вниз до округлой попки в облегающем платье, а затем возвращаюсь к изящным лопаткам под тонкими красными бретельками, завязанными крест-накрест.
Незнакомка оборачивается на мои шаги, и я практически замираю на месте, потому что, черт возьми, она красивая и, вдвойне черт возьми, она молодая. Не малолетка, за которую можно загреметь в тюрьму, а, скорее, студентка колледжа. Короче, слишком молода для тридцатишестилетнего мужчины.
И все же я не останавливаюсь, а подхожу ближе и, засунув руки в карманы брюк, облокачиваюсь на толстый трос рядом с ней. Когда смотрю на нее, наши лица полностью освещены золотистым светом, льющимся с благотворительной вечеринки.
Глаза незнакомки расширяются, когда она смотрит на меня, губы слегка приоткрываются, как будто она потрясена, увидев меня, как будто не может поверить в то, что видит, но я быстро отбрасываю эту мысль. Скорее всего, ее поражают мои великолепные волосы.
Если только… на моем лице остатки еды или что-то подобное? Украдкой провожу рукой по своему рту и челюсти, чтобы проверить, что это не так, и она следит за этим движением с жадным взглядом, который вызывает напряжение и разжигает огонь внизу живота.
При этом освещении я наконец-то могу как следует разглядеть ее лицо и понимаю, что она не просто красивая – она сногсшибательна и невероятна. Она из тех красавиц, которые вдохновляют на песни, картины и войны. У нее изящный овал лица с высокими скулами и большими карими глазами, слегка вздернутый нос, проколотый сбоку блестящей серьгой-гвоздиком, и рот, от которого я не могу отвести глаз. Ее нижняя губа меньше верхней, отчего кажется, что девушка слегка дуется, и это возбуждающее зрелище. Весь этот образ обрамлен копной вьющихся локонов.
Господь Всемогущий. Красивая. Какое глупое слово по отношению к ней, какая бледная тень правды. Торты и декоративные подушки могут быть красивыми, а эта женщина нечто совсем другое. Я моргаю и на мгновение отвожу глаза, потому что от одного взгляда на нее мое горло сжимается, а в груди зарождается какое-то странное ощущение. Глядя на нее, испытываю такое чувство, будто касаюсь рукой какого-то занавеса, за которым скрыта некая могущественная тайна. Такое же чувство я испытывал ранее, когда смотрел на витражи нашей церкви.