Леон встал на колени, стараясь не намочить брюки, и быстро зарылся рукой в песок. Он издал пару тихих звуков разочарования, пока не выпрямился с горсткой песка в руке.
— Думаю, один там, — заметил он, протянув ее мне.
Я начал перебирать песок, пока не наткнулся на существо: белоспинное насекомое или ракообразное почти на четверть ладони. У него было много ног.
— Это инопланетянин.
— Песчаный краб, — сказал Леон. — Не причинит тебе вреда.
— В любом случае, оно уродливо.
— Уродливость никогда не причиняет боль чему-то.
Я усмехнулся.
— О, уродливость причиняет боль. Просто красота больше.
— Аминь. — Леон осторожно бросил краба в воду.
Мы шли в тишине понемногу, никаких звуков, кроме океана и автомобилей, проезжающих по улице. Небо над нами посерело и затем порозовело. Через несколько часов я мог позвонить Изабел, и затем включить тот пыльный синтезатор и начать делать что-то стоящее. Когда стая пеликанов взлетела над нами в полутьме, я подумал о том, насколько красивым было это место, как мне повезло, и как мне нужно было не облажаться в любом случае.
Я достал свой небольшой блокнот из заднего кармана. Леон наблюдал за моими действиями, поэтому я сказал:
— Что?
— Ты — просто нечто, и все, — сказал Леон. — Большинство людей не такие. Что ты написал там?
Я повернул так, чтобы он мог видеть, что я написал.
Любовники и адвокаты
Губы и зубы
Соответствуют этому воспоминанию
Оцени это
Такова твоя мечта?
Это испытание
Что-то умное в этом
Пеликаны умны
Он был очарован.
— Стихи? Ты просто написал это сейчас? Это действительно станет песней?
— Может быть. Та пеликанская фигня — одна из лучших в работе.
Без какого-либо обсуждения, мы оба остановились и уставились на небо над водой. Солнце поднялось позади нас, но туман или смог отфильтровали большую часть оранжевого, делая океан медленно развивающимся синим-и-пурпурным портретом.
— Ты должен сделать фото, — сказал я Леону. — Не говори мне, что ты не такой человек. Ты можешь всегда удалить его после того, как возвратишься домой. Я не буду знать.
Леон бросил на меня взгляд, но достал свой телефон. Он сказал мне:
— Давай тогда, позируй.
— Что? Это не должно быть мое фото. Это должна быть фотография этого великолепного утра. Или тебя этим великолепным утром. Сувенир.
Он был удивлен.
— Я знаю, как выгляжу. Давай же.
Я поставил ему миленькие рожки чертика, когда он делал фотографию. Я сказал:
— Думаю, этот день захватывающий.
Он посмотрел на часы.
— И это только начало.
Глава 10
ИЗАБЕЛ •
Коул получил мешок несвежих напудренных пончиков на завтрак. Или, возможно, больше, чем один мешок. Когда я подошла к дому следующим утром, то обнаружила записку, приклеенную к воротам. Она гласила:
«24-13-8. Следуй за сахаром, принцесса».
И там был, без шуток, след маленьких, белых пончиков, ведущий в сторону бетонного дома.
Качая головой, я вводила цифры в кодовом замке. Затем я последовала за пончиками. Раздвижные двери дома на другой стороне двора были открытыми, но пончики вели не туда. Девушка со светлыми дредами в грязных эко-брюках карго занималась йогой во дворе. Она приоткрыла глаза только для краткого пристального взгляда на мой прикид, который показал, что она ненавидела все в моем потребительском образе жизни. В любом случае, пончики не направлялись в ее сторону.
Когда я добралась до последнего пончика, Коул появился на площадке надо мной. Он был красив без рубашки, а его кожа приобретала голубой оттенок из-за моих огромных солнцезащитных очков, на нем была та же пара джинсов, в которой я видела его вчера. Его волосы были в беспорядке. Он неясно двигался, тяжело опираясь на одну сторону площадки, затем на другую до того, как заметил меня.
Мое сердце пропустило удар. Я попыталась вызвать вместо этого изображение его падения возле синтезатора. Память о нем под влиянием иглы.
Не его лицо надо мной, когда он сказал, давно, «Вот как бы я поцеловал тебя, если бы любил».
Я не собиралась заходить так далеко. Вот в чем суть.
— Ступеньки, — сказал он. — У меня закончились пончики.
Я могла бы сказать, что он был в режиме «мозги-в-огне».
— А что-то получше пончиков есть?