— Это мерзко, — вставила она сладким голосом, слышным только внимательным собакам. К счастью для нее, Коул был внимательной собакой.
— Смерть не мерзкая, — сказал он. — Все остальное — да.
— Не думаю, что это самая приятная тема для разговора, — сказала София более храбро. — Есть так много хороших вещей, о которых можно поговорить.
— Действительно, — Коул согласился, к моему облегчению. Он схватил Леона за руку и указал. — Там. Леон. Вон там. Это фото дня.
Леон послушно вытащил телефон со штанов и направил туда, куда указывал Коул: пальмы, все наклоненные вправо, выделялись на фоне знаменито-розового неба за белым мавзолеем.
— Я сделаю фото своим мозгом, — сказал Джереми.
Карта памяти моего мозга была заполнена. Мне надо было удалить старое фото более простого заката в Сан-Диего, чтобы сделать фото этого.
Когда группа взрослых женщин остановилась возле нас, смеясь и звеня бутылками вина, я спросила:
— Каков твой план здесь, Коул?
— Вообще-то, — ответил Коул, — это план Леона.
На это Леон скромно взглянул:
— Я читал об этом на выходных.
Коул согласился:
— Место, где случаются новости. Видимо, они собираются проецировать фильм на другой стороне того мавзолея, — он жестом указал на фон фотографии, — и мы сядем вот так, — он скрестил пальцы на обеих руках, — и посмотрим его.
Белый мавзолей, на котрый он указал был массивным и безликим, идеально для проекции фильма.
— Какой фильм?
Коул подался вперед, выглядя осведомленным. Желание охватило меня.
— «Красавица и Чудовище».
Он ухмыльнулся. Это не был «Красавица и Чудовище» на самом деле.
Я прищурилась.
— Мне не нравится, когда ты зовешь меня чудовищем.
Усмешка Коула была такой замечательной, что это причиняло боль.
Леон вмешался:
— Ребята, может нам стоит найти место, чтобы сесть?
Как только Коул направился вперед вместе с Джереми, София повисла у меня на локте. Она зашептала:
— Ах, Изабел, он такой красивый.
Только из ее уст это прозвучало как «ужасный».
Впереди, парни нашли место без кучи высоких людей, закрывающих обзор. София расстелила одеяло и подала каждому сандвичи, что меня раздражало, но другие не знали, говорить ей или нет. Я смотрела, как она ест, очень медленно и тщательно, отрывая маленькие кусочки так, что она не сделала бы это неправильно, открыв рот. От этого мне хотелось пнуть что-то. Разве она не видела, что остальных не заботило, как она жевала? Как все они готовы были ее полюбить до того, как она протянула им сэндвичи?
Я ожидала (боялась?) увидеть там какой-то алкоголь, но, оказалось, что Джереми был до ужаса буддистом, а Леон бросил пить пять лет назад, Коул тоже воздержался, а мы с Софией были нами.
Коул, сидя рядом со мной, положил свою руку мне на спину, под пиджак. Его пальцы хотели меня и больше ничего. Я безусловно умирала.
— Дать тебе мой жакет? — Леон спросил Софию.
— О, нет, нет, я в порядке, — сказала София, несмотря на то, что совершенно замерзла и Леон сказал это строго по-отечески. Наверное, она даже не помнила, что значит «по-отечески».
— София, — сказала я, убирая сэндвич ото рта. Края хлеба были в красных следах от моей помады. — Если ты не возьмешь жакет этого мужчины, я собираюсь поджечь что-то.
Коул сразу же оживился.
Джереми медленно поднял голову:
— Нет, чувак. Не здесь.
Он сказал это с таким ленивым, приглушенным юмором, что вдруг стало очевидно, что они были в одной группе. Что он, в любом случае, знал Коула с той стороны, с которой не знали фанатки.
Я ожидала почувствовать ревность, но это было больше похоже, как если бы я нашла еще одного члена клуба выживших.
София взяла жакет.
Фильм начался. Это оказался «Выходной день Ферриса Бьюллера», который мы все видели.
В один момент я посмотрела на Коула, а он просто… смотрел на меня. Его глаза сузились, как будто он пытался что-то понять по моему лицу. Его оттеняли последние лучи розового неба и высокие, склонившиеся пальмы. Было невозможно думать, что не Калифорния сделала его, потому что он выглядел так, будто появился здесь из-под земли вместе с пальмами и павлинами, и мемориалом Джонни Рамона, играющего на своей гитаре.
Он не отвел взгляд.
Боже, я так сильно хотела его поцеловать.
Мне хотелось остаться с ним наедине.
Но здесь была София, которая нуждалась во мне, и Леон, который казался водителем и парой Коула, и Джереми, который — ладно, я не знала, кем был Джереми. Казалось, он мог справиться и сам.