Это место. Что за дыра. Я могла чувствовать, как оно тянется к краям моей души, пытаясь задеть их.
Я включила видео с обмороком Коула на сцене клуба Жозефина.
А потом позвонила ему.
Он сразу же ответил:
— Йес?
Мое полное жестокости и ненависти сердце ускорилось. На моем ноутбуке глаза Коула опустели. Музыка дрогнула, но вы на самом деле могли это сказать только после того, как посмотрели его раз сорок.
— Ты все еще живешь по миннесотскому времени? — спросила я.
— Я живу по любому времени, которое могло бы сделать этот звонок как можно дольше, — сказал он.
— Какой прием пищи должен быть следующим?
На видео Коул ухватился за клавиатуру. Его пальцы соскользнули с клавиш.
— Завтрак, я думаю. Ведь так, да? Утренний прием пищи?
На видео его лицо ударилось о землю. Он был совершенно безразличен ко всему.
Я так устала от пропавших без вести и умерших.
Я не хотела идти ко дну. Я не влюблялась в него снова. Я всегда могла уйти снова.
— Давай позавтракаем.
Глава 8
КОУЛ•
После звонка Изабел все наладилось.
Я заказал доставку фалафеля[18] и сидел в квартире, смотря музыкальные клипы в нижнем белье. Кто-то однажды спросил меня после шоу:
— Думаешь, музыкальные клипы вымерли?
Музыкальные клипы никак не могли вымереть. Пока есть песня и живой человек, кто-то будет петь ее, также и пока есть песня и двое живых людей, один будет петь ее, а другой — снимать.
Музыкальные клипы умрут тогда, когда все ослепнут, но музыка никогда не умрет, потому что, даже если ты не можешь слышать ее, ты ее чувствуешь.
Теперь, когда я был один и вымылся с облегчением, будучи очень далеко от хоть какого-то подобия дома, казалось, музыка — единственное, что могло исцелить меня. Я начал с групп, которые я знал, а потом позволил комментариям, ссылкам и страницам Википедии вести меня в бесконечную звуковую чертовщину. Я послушал шведский фолк-рок, Элвиса, австро-поп, краут-рок[19], дабстеп и еще что-то, для чего пока не придумали названия.
В прошлом, когда я был никем, в прошлом, когда я был просто парнем с клавиатурой и странной фамилией, это было моим наркотиком.
Я был оборотнем.
Я открыл окно и вернулся в кровать, надев наушники, и пока луна всходила на моих глазах, свет машинных фар создавал причудливый узор на потолке, а мои измененные волчьи ноздри улавливали запахи Калифорнии, я тонул в песне за песней. Аккорды исцеляли и окрыляли меня. Там внизу был дерьмовый мир, полон иллюзорных людей, но здесь, в этих звуках, не было ничего, кроме совершенства.
Позже я проснулся полностью бодрым, наушники в моих ушах были горячими, и я устал ото сна, но было еще очень рано, чтобы вставать.
Музыка, которая уносила меня несколькими часами ранее, сейчас чувствовалась какой-то вялой. Тем не менее, я просидел еще несколько минут там, слушая ее. Часть меня знала, что останься я в таком положении еще немного, и музыка снова магическим образом меня убаюкает.
Но другая часть меня бодрствовала и сопротивлялась этому.
Я поднялся. Теснота квартиры, ее домашность, ее четыре стены давили, как неудобная обувь.
Я вышел наружу.
С прохладным ночным воздухом я вновь ожил, мой пульс ускорился.
В отштукатуренном доме напротив было темно, когда я вышел за ворота. Я вышел на бетонную дорожку в переулке позади дома и скривился: машина Бейби ожидала меня. В тусклом уличном свете я не мог определить, что это за машина, так что обошел вокруг и уставился на значок, но даже тогда марка осталась загадкой для меня. Это был невзрачный автомобиль из начала двухтысячных. Я разблокировал дверь и открыл ее. Сиденья внутри были изготовлены из ткани цвета тряпья сирот.
Я стал снаружи, опираясь на открытую дверь, и набрал номер на своем телефоне. Спустя долгое время Бейби ответила голосом, который звучал еще более острым, чем вживую.
— Сен-Клер? — она исправилась: — Коул?
— Эта машина не сработает, — сказал я. — Никто не хочет смотреть шоу, в котором рок-звезда разъезжает вокруг на… — что это вообще такое? Сатурн. Знаешь, я видел Сатурн, и он гораздо более впечатляющий, чем этот автомобиль. Также, Сатурн — желтый, а эта машина больше похожа на… менструации.
— Коул, сейчас 3:23.
— 24, — тепло исправил я. — Как быстро время летит с возрастом. Я хочу свой Мустанг.
На самом деле, я не хотел его, пока предложение не слетело с моих уст. Но теперь это желание было всепоглощающим, таким, которое не дает спать несколько дней.
— У меня нет Мустанга для тебя, — сказала Бейби. — Мой бюджет не рассчитан на это.
— Не глупи. У меня он уже есть. Это в Фениксе, Нью-Йорк. — В гараже моих родителей, рядом с моим старым велосипедом, покрытым пылью. Купленный за счет моего первого успеха, никем не используемый. — Люди захотят смотреть шоу о рок-звезде на черном Мустанге.
— 3:25, — сказала Бейби.
Изображение этой машины вторглось в мой мозг в виде решения всех проблем, связанных с бесконечными ночами. Я задумался, готов ли я был позвонить своим родителям, чтобы забрать ее.
Нет. Я не был готов.
— Чем дольше я думаю над этим, тем больше не понимаю, как я смогу продолжить без него.
— 3:26.
— 6:26 в Фениксе, — ответил я. — И тот Мустанг выглядит великолепно в утреннем свете. Подумай об этом.
Я отключился. Сатурн все еще был здесь. Я все еще не спал. Было все еще 3:26, хотя это казалось невозможным.
Я стоял там, раздумывая над тем, каков будет мой дальнейший курс действий. Раньше, я бы, наверно, поехал в Креншоу или еще куда-то, чтобы выиграть, не из-за нужды, приберегая все на потом, а просто чтобы занять себя чем-то, чтобы перестать грызть себя изнутри. Но сейчас, я превращался в волка, говорил с Изабел, спал.
Я с облегчением почувствовал, что это всего лишь тупая боль в мышцах. Память. Это было нормально. Со мной было все нормально. Воспоминание о злоупотреблении психоактивными веществами. Ключевое слово — воспоминание.
И Изабел…
Я подумывал позвонить ей, но я слишком сильно наслаждался тем фактом, что она отвечает на мои звонки, чтобы рисковать разрушить все это одним ранним утренним звонком.
Было все еще 3:26. Утро никогда не собиралось наступить.
Я набрал другой номер и принялся ждать.
Ответ был настороженным, но вежливым:
— Да?
— Леон, — многозначительно сказал я. — Я тебя разбудил? Знаю, что нет.
Леон не спал по ночам. Он не спал днем. Он был слишком грустным, чтобы спать.
— Это Коул Сен-Клер. Я один из рок-звезд, которых ты подвозил вчера. Помнишь? Я был самым очаровательным из них. С джазовой песней.
— Я… я помню. Чем могу быть полезен?
— Думаю, я хотел бы поесть. Ничего тяжелого. Поп-корн. Мороженное. Сардины. Что-то вроде этого. Больше подобие еды, чем что-либо еще.
Леону понадобилось некоторое время, чтобы ответить.
— И Вам нужно такси?
Я поцарапал пятно анемичной красной краски на крыле Сатурна.
— Оу, нет, нет. У меня есть машина. Я думал, ты мог бы захотеть пойти со мной.
Еще более длинная пауза.
— Мистер Сен-Клер, это какой-то специфический вид юмора?
— Леон, — ответил я сурово, — я всегда серьезен. Я иду перекусить чего-нибудь. Я не сплю. Ты не спишь. Похоже на попытку быть дружелюбным. Пойдем и увидишь, насколько тебе понравится тот трек. Никакого давления. И еще, просто Коул. Не может быть никакого мистера Сен-Клера в 3:28 утра. Ночь — великий стабилизатор.
— И это взаправду. Не для твоего шоу.
— Я даже не подумал об этом. Какая идея! Но нет. Даже операторы сейчас спят, Леон.
Я услышал шорох, но он не ответил. Меня огорчало знание того, что, если Леон не согласится пойти, мне придется идти одному. Без ничего, кроме Сатурна, что напомнило бы мне о моей человечности, я бы, конечно, принял неверные решения.
Леон сказал:
— Мне понадобится двадцать минут, чтобы добраться до Вениса.