Вместо этого я услышала, как знакомый мне голос произнес:
— Нет, нет, я ищу кое-что очень особенное. О, подождите, я только что увидел это.
Я обернулась.
Коул Сен-Клер лениво улыбнулся мне.
Глава 3
ИЗАБЕЛ•
Я произнесла «черт» уже столько раз, что это фактически причиняло боль.
Было невозможно принять реальность происходящего. Во-первых потому, что Коул Сен-Клер был схож с Кристиной в том, что в большинстве случаев представлялся известным и нереальным, и не присутствующим здесь и сейчас. Было некое разногласие между ним и его окружением, как будто он плавно и красиво проектировался издалека.
И во-вторых, Коул был волком.
Я не знала, была рада или напугана, увидев его. Я видела его лежащим на полу с иглой в руке; я была свидетелем его превращения в волка прямо передо мной; я помню его просьбу помочь ему умереть.
И в-третьих, он видел меня плачущей. Не уверена, что могу жить с этим.
Почему ты здесь? Ради меня?
— Хей, — сказал он. Он все еще улыбался мне той слабой, беспечной улыбкой. У него была лучшая улыбка в мире, и много людей говорили ему об этом. Осознание того факта, что его улыбка прекрасна, должно было бы уменьшить его мужественность, но привычное высокомерие было частью его славы.
Но я была привита несколько месяцев назад, и с того времени растила сопротивление. У меня выработался иммунитет.
Мы стояли в двух шагах друг от друга. Был буфер истории между нами, и все остальное, притягивающее нас друг к другу.
— Ты мог позвонить, — сболтнула я глупо. Он усмехнулся шире. Он величественно указал на себя, пытаясь не свалить при этом стойки покрытых пленкой рубашек.
— Тогда бы я уничтожил это.
Весь магазин выглядел по-другому с ним, стоящим здесь. Как если бы он притащил послеобеденное солнце вместе с собой.
— Что ты подразумеваешь под «это»? — Спросила я.
— Та-даам.
Он действительно пытался сохранять свою улыбку Коула Сен-Клера вместо настоящей. Каждый раз, когда она была готова вот-вот прорваться, мое сердце разрывалось.
Я знала, что у нас были зрители. Они не пялились во всю, а пытались быть вежливыми, но любопытство было заметно. Я хотела выйти на задний дворик, или вернуться обратно, или по крайней мере посмотреть на свои руки, чтобы удостовериться, что они не дрожат так, как это чувствовалось, но я не могла разумно соединить все это.
Ясно было одно: я влюблена в Коула.
Или была. Или собиралась быть. Я не видела разницы.
Я не знала, был ли он здесь ради меня, тем не менее, я не могла принять обратное. Фактически, не было ни единого шанса, что он проделал этот путь из Миннесоты ради меня. Возможно он просто пришел сказать привет, после переезда сюда для чего-то еще. Вот почему он не позвонил сначала.
— Идем, — резко сказала я. — На улицу. У тебя есть время?
То, что он пришел ко мне, говорило о том, что есть. Когда он входил в кладовку, то поднял бровь в сторону Сьерры, показывая, что он привык к моему тону.
Это происходило на самом деле?
Я провела его через кладовку, которая была загромождена новыми леггинсами и порванными туниками всех оттенков хаки.
Тогда мы вышли в окрашенный синим переулок. Там были мусорные баки, но от них не воняло — они были наполнены картоном и мертвыми растениями. Здесь был старый битл Сьерры, который не ездил, и он также был полон картона и мертвых растений.
Пока я вела его к машине, я пыталась докричаться до себя, объясняя всевозможными путями, что его пребывание здесь не меняло ничего, не значило ничего, было ничем. Ничего, ничего.
Я обернулась, и открыла было рот, чтобы сказать что-то уничтожающее о том, что он не позвонил мне до того как появился в моем штате, на моей работе, в моей жизни.
Но тогда он обернул свои руки вокруг меня.
Мое дыхание прервалось, будто он перекрыл мне воздух. Я не обняла его спину сразу же только потому, что у меня не было достаточно информации для того, чтобы знать, как обнять его спину.
Он пах тем странным аэропортным мылом для рук, и я готова была утонуть в его глубине.
Коул сделал шаг назад. Я не могла прочитать по его лицу, что творится у него внутри.
— Почему ты сделал это? — спросила я.
— И тебе привет, — ответил он.
— Привет говорят в тех случаях, когда звонят кому-то, — он совершенно не выглядел обиженным. — Ты никому не звонил до «та-даам».
— Возможно мне не нравится «та-даам».
Честно говоря, я совершенно не знала, что мне нравится. Я только знала, что мое сердце стучало так быстро, что мои пальцы онемели. Рассуждая логически, я знала, что это было просто от неожиданности, но я не знала, было ли это что-то вроде «сюрприз, держи торт» или «сюрприз, получи инсульт»?
Передо мной улыбка Коула поблекла. Его взгляд стал пустым, что случалось с Коулом, когда ему было больно. Настоящий Коул пустил ситуацию на самотек и оставил свое тело стоять здесь.
Безжалостно, но я была благодарна за это, как была благодарна за тот проблеск настоящей улыбки ранее. Потому что его реакция была настоящей. Это значило, что он волновался о том, как я восприму его приезд. Я не могла доверять его улыбке, но боль… я знала на что это похоже.
— Послушай, — сказала я. — Ты не можешь просто так заявиться и ожидать, что я буду пищать и хихикать, потому что я не тот человек. Так что перестань выглядеть уязвленным из-за того, что я не делаю этого.
Его эмоции отобразились на лице. Взгляд был голодный и беспокойный.
— Пойдем со мной куда-нибудь. Давай сходим куда-то. Куда здесь можно пойти? Давай пойдем туда.
— Мой рабочий день заканчивается в шесть, — шесть? Семь? Сейчас я даже не могла вспомнить, когда заканчивается мой рабочий день. Где мы? Переулок позади «Блаш». Океанический бриз охлаждает мою кожу, над головой мечтательно поет скворец, сидящий на телефонном проводе, а сухую пальму удерживает от падения бетонная стена. Все это было реально. Все это происходило.
Он переступил с ноги на ногу — я уже практически забыла, что он замирал на месте, когда дела шли плохо.
— Что там ближайшее? Обед? Ужин? Точно. Поужинай со мной.
— Ужин? — в тот момент мой утренний план включал в себя преодоление пути обратно в Глендейл в Дом Разводов и Отдаления для вечерней порции эстрогена и смеха, которые также могли быть слезами или наоборот. — Что потом?
Он схватил меня за руку.
— Десерт. Секс. Жизнь, — он поцеловал мою ладонь — не сладкий поцелуй. Поцелуй, от которого моя кожа загорелась внезапным, диким желанием. Его губы.
Теперь я думала, что у меня именно инсульт.
— Коул, стой, подожди.
Остановки и ожидания не были его сильной стороной.
— Коул, — сказала я. Думаю, я могла бы утонуть в этом синем переулке.
— Что?
Я начала было говорить ему остановиться снова, но это не было тем, что я имела ввиду.
— Дай мне минуту. Господи!
Он отпустил мою руку. Я уставилась на него. Это был Коул Сен-Клер: острые скулы, бриллиантово-зеленые глаза, торчащие пряди темно-коричневых волос. Его улыбка могла бы стать известной и без Наркотики. Думаю, ему нравилось, что я рассматриваю его. Кажется, ему нравилось абсолютно все в этом моменте. Все это было спланировано, чтобы застать меня врасплох, заставить меня реагировать.
Надежда и страх зародились во мне в равной мере.
Я спросила:
— Почему ты здесь?
— Ты.
Это был совершенный ответ, сказанный несовершенным образом. Он сказал это как факт. Просто как «ты». Это было так легко: сказать всего одно слово. Мне хотелось, чтобы он сказал это снова, чтобы у меня была еще одна возможность что-то почувствовать.
Ты.
Я.
— Ладно, — сказала я. Мое лицо грозила озарить улыбка. Я поспешно ее спрятала. Ни в коем случае он не получит мою улыбку, не позвонив прежде. — Ужин. Ты заедешь за мной?