— Хм… вот оно что… — задумчиво протянул я. — Значит, просто думаешь…
Похоже, наша ментальная связь с Данмаром оказалась чем-то более глубоким, чем простое словесное общение. Она была более всеобъемлющей, позволяя нам понимать друг друга с полумысли. И даже то обстоятельство, что ни один из нас не знал языка другого, не мог воспрепятствовать нашей коммуникации. Что ж, этим вполне можно воспользоваться, чтобы хоть немного изучить здешний диалект, а то насколько же странно будет выглядеть ребенок, подолгу вспоминающий слова и произносящий их по слогам?
За прошедшую ночь, нам с Данмаром никто не мешал. Я расспрашивал мальчика, пытаясь сделать хотя бы наброски картины окружающего мира, а он мне отвечал в меру своей детской осведомленности. Правда мне начинало казаться, что с каждым новым вопросом желания разговаривать у него словно бы убавлялось, будто он начинал засыпать на ходу и терять ко всему интерес.
Для меня время до рассвета пролетело почти незаметно. За минувшие часы мы не успели с мальчуганом даже как следует познакомиться. Что уж говорить о более пространных вопросах о его семье, городе, стране и вообще местном обществе. И, в принципе, ничто мне не мешало продолжить мысленную беседу, однако с первыми лучами солнца нашу с ним обитель посетило новое действующее лицо.
К утру следующего дня в крохотную комнату, где лежал мальчик, протиснулась целая делегация. Возглавляла ее уже виденная мной мать, на лице которой помимо искреннего беспокойства оставила свой отпечаток еще и бессонная ночь, полная волнений и переживаний за сына. За ней бочком, стараясь ничего не задеть и не свалить, протиснулся огромный медведеподобный здоровяк. Как сказал мне Данмар, это был его отец. Великан постоянно нервно оглаживал свою гигантскую бороду, которая своей пышностью могла посрамить иной веник, и тоже выражал своим видом крайнюю степень обеспокоенности. А последним вошел сухопарый мужчина, облаченный в иссиня-черные одежды. И незнакомец, в противовес тревожным родителям, совершенно не выглядел взволнованным. Он источал такое подавляющее спокойствие и монументальную уверенность, что их можно было почувствовать едва ли не физически.
Этот пришелец смотрелся раза в два меньше, чем папа мальчишки, но впечатление, которое он производил, оказалось во много крат сильнее. Его цепкий взгляд, казалось, обжигал кожу, вызывая постыдное желание за чем-нибудь спрятаться, лишь бы не встречаться с этими глазами. А та плавная грация, с которой он двигался, рождала ассоциации с сытым хищником, который, тем не менее, был способен разорвать любого в мгновение ока, если почует хотя бы мельчайший намек на угрозу. Сидящие на нем словно влитые одеяния, которые были больше похожи на изящный доспех, невольно притягивали взгляд к его мужественной фигуре и пугали своим грозным великолепием. Довершал облик воина щит, торчащий из-за плеча, и многочисленное клинковое оружие, развешанное по его экипировке в самых неожиданных местах. В общем, что ни говори, а шутить с таким человеком мало кому захочется.
Затуманенным от головной боли взглядом я наблюдал, как мама и папа Данмара встали чуть поодаль, не приближаясь к кровати с сыном, а суровый визитер подошел вплотную и склонился над телом ребенка, жгучим взором впиваясь ему в лицо. Дьявол и его приспешники! Мне показалось, что от его взора на самом деле исходило тепло! Причем, я бы не сказал, что приятное.
Я немного отвлекся, когда перед моим носом качнулся на длинной цепочке медальон, который мужчина носил на шее. Украшение было выполнено в виде меча с крестообразной костяной рукоятью, имевшего вместо навершия круглое отверстие для цепи. И этот кулон выглядел столь необычно и интересно, что я на некоторое время забылся, начав разглядывать его с огромным интересом.
Когда же я спохватился и понял, что все это время незнакомец пристально наблюдал за моей реакцией, попытался прикрыть глаза и сделать вид, что мне слишком плохо, чтобы происходящее в этой комнате могло меня хоть как-то тронуть.
— Данмар, — спросил я у мальчика, — что происходит? Кто этот человек?
— Это жрец Воргана, — пассивно отозвался юнец. За тот короткий промежуток, что мы с ним не общались, он стал еще более безучастным ко всему. Теперь уже у меня не вызывало сомнений, что чем больше времени я проводил с ним, тем меньше эмоций и искренности от Данмара исходило. Мальчишка становился больше похожим на бездушную машину, которая только и делала, что бесстрастно отвечала на мои вопросы или давала подсказки, но и только.