Колдунья была привязана к складному стулу в дешевой квартире, которую они использовали как базу.
Она была без сознания, кровь сочилась из небольшой раны на лбу.
Роберт и Стивен обращались к ней не по имени, а просто «маг», как будто она была больше вещью, чем человеком.
Валентин хотел, чтобы они провели расследование, не показывая магу своё присутствие. Это была только первая ночь их пребывания в Париже, а уже всё пошло не так.
— Если мы добудем ответы, он не будет так зол, — сказал Стивен.
Прозвучало больше, как желание, а не предположение.
Стивен перестал обсуждать ножки Селин и невероятную красоту её фарфоровой кожи. Он утверждал, что не помнит эффекта от зелья мага, но его взгляд каждый раз возвращался к Селин, когда он думал, что она не видит. Она не переставала задаваться вопросом.
А что, если он помнит?
Что, если, наконец, коснувшись её, обняв её, поцеловав, он откроет в себе новые чувства?
Он всё ещё был женат на Аматис, конечно; даже если он желал Селин — возможно, даже немного любил Селин — с этим ничего нельзя было поделать.
Но что если?
— Кто-нибудь голоден? — спросила Селин.
— Я когда-нибудь бываю не голоден? — ответил Стивен.
Он резко толкнул мага. Она пошевелилась, но не очнулась
Селин направилась к двери.
— Может, я раздобуду нам чего-нибудь перекусить, пока вы… Позаботитесь об этом?
Роберт схватил колдунью за волосы и резко дёрнул. Она закричала и открыла глаза.
— Это не займёт много времени.
— Отлично.
Селин надеялась, что они не заметили, насколько отчаянно сильно ей нужно было покинуть квартиру. Ей не хватало смелости для такого, но она не могла позволить, чтобы об этом доложили Валентину. Она слишком много работала, чтобы заработать его уважение.
— Эй, ты хромаешь, — сказал Стивен, — тебе нужно ещё одно иратце?
Он переживал за неё. Она приказал себе не думать об этом.
— Уже совсем не болит, — соврала она, — я в порядке.
Она использовала заживляющую руну без особого старания, поэтому рана не закрылась до конца. Иногда, она предпочитала чувствовать боль.
Когда она была ребёнком, родители запрещали ей использовать иратце после тренировок, особенно если она получала травмы из-за своих ошибок. Пусть боль напоминает тебе, что в следующий раз нужно быть лучше, говорили они. Даже столько лет спустя она продолжала делать так много ошибок.
Она преодолела половину ветхой лестницы, когда поняла, что забыла кошелёк. Она с неохотой повернула назад и замерла возле двери, услышав своё имя.
— Я и Селин? — она услышала голос Стивена.
Чувствуя себя немного неловко, Селин достала стило и нарисовала аккуратную руну на двери. Их усиленные голоса стали звучат громко и чисто.
Стивен засмеялся.
— Ты должно быть смеёшься надо мной.
— Это был довольно-таки неплохой поцелуй…
— Я был под влиянием!
— Всё равно. Она красавица, ты так не думаешь?
Повисла мучительная пауза.
— Я не знаю, я никогда не думал об этом.
— Ты понимаешь, что брак не значит, что тебе больше никогда не будет позволено посмотреть на другую женщину?
— Да не в этом дело, — ответил Стивен, — просто…
— То, как она ходит за тобой словно пускающий слюни щенок?
— Именно, — согласился Стивен, — она такой ребёнок. И неважно сколько лет ей исполнится, ей всегда будет нужен кто-то, кто скажет, что ей делать.
— Согласен, — сказал Роберт, — но Валентин уверен, что в ней есть что-то большее.
— Никто не может быть правым всегда, — произнёс Стивен, и они рассмеялись, — даже он.
— Главное, чтобы он это не услышал!
Селин не заметила, чтобы бежала, пока не почувствовала капли на своём лице. Она прижалась к холодному камню фасада, желая раствориться в нём. Превратиться самой в камень; заключить в камень свои нервы, чувства, сердце; чтобы ничего не чувствовать… если бы она могла.
Их смех эхом отдавался в её ушах.
Она была просто шуткой.
Она была жалкой.
Стивен никогда не думал о ней, никогда не заботился и никогда не хотел. И никогда не захочет, ни при каких условиях.
Она была жалким существом. Ребёнком. Ошибкой.
На улице никого не было. Тротуар блестел после дождя. Свет прожектора Эйфелевой Башни погас, как и все остальные огни города. Селин чувствовала себя совершенно одинокой. Её нога пульсировала. Её слезы не прекращались. Её сердце разрывалось на куски. Ей некуда было пойти, но она не могла вернуться на эту лестницу, в эту комнату, к этому смеху. Она пошла вперёд, в слепую Парижскую ночь.
Селин чувствовала себя как дома, в темноте дремлющих улиц. Она слонялась несколько часов. Через Марэ и мимо Помпиду, с правого берега на левый, и обратно. Она была у горгулий Нотр-Дама, тех самых отвратительных каменных демонов, восседающих на готических шпилях, ожидая своего шанса обрушиться на верующего. Было нечестно, что город полон каменных существ, которые ничего не чувствовали, и была она, чувствующая слишком много.
Она была в Тюильри — больше кровавых призраков, больше существ, замурованных в камень — когда заметила след ихора. Она всё ещё была Сумеречным охотником, охотником, который отчаянно хотел отвлечься, поэтому она последовала за ним. Она наткнулась на демона Шакса в районе Оперы, но осталась в тени, чтобы понаблюдать. Шаксы — демоны шпионы, их использовали, чтобы найти людей, которые не хотели быть найденными. И этот демон точно за кем-то следил.
А Селин решила последить за ним.
Она последовала за ним через дремлющие сады Лувра. Из его раны сочился ихор, но он не двигался как существо, которое ищет тихое место, чтобы залечить свои раны. Его гигантские клешни клацали по брусчатке. Он замирал на поворотах, решая куда двинуться. Это был хищник, выслеживающий свою жертву.
Демон остановился в арке Лувра возле Понт-де-Артс. Маленький пешеходный мост, пересекающий Сену, все его перила были увешаны замками влюблённых. Люди верили, что, если пара повесит замок на Понт-де-Артс, их любовь будет длиться вечно. Мост был безлюден, за исключением одной молодой пары, заключённых в объятия друг друга. Они совершенно не замечали демона Шакса, выскользнувшего из теней и нетерпеливо щелкавшего клешнями.
Селин всегда носил с собой клинок. Его острое лезвие точно должно было пробить панцирь демона.
По крайней мере, она надеялась на это.
— Гадрииль, — прошептала Селин, называя клинок серафима.
Она подкралась к демону сзади, также как крался до этого он. Она тоже могла быть хищником. Одним уверенным движением она ударила лезвием в панцирь, за ним в открывшуюся рану последовал клинок серафима.
Демона распался.
Всё произошло так быстро и тихо, что пара на мосту даже не оторвалась от своих объятий. Они были настолько поглощены друг другом, что даже не поняли, как были близки к тому, чтобы стать ночной закуской демона. Селин немного задержалась, пытаясь представить, каково это, вот так стоять на мосту с кем-то, кто любит её, с мужчиной, который смотрит в её глаза, не замечая ничего вокруг.
Но воображение Селин подвело её. Реальность накрыла её. Пока Стивен не замечал её, она могла фантазировать, что произойдёт, если она заметит.
Но теперь она знала. Не могла не знать.
Селин вытерла лезвие и вернула его в ножны. Затем она подкралась поближе к паре, достаточно близко, чтобы расслышать их разговор. Она была под защитой гламура, в конце концов. Поэтому не было опасности, что её могут застать за подслушиванием. Что мужчина говорит своей любимой женщине, когда никто не может их услышать? Она может никогда не узнать, если будет ждать, чтобы кто-то ей сказал эти слова.