– До сих пор мы с вами посещали политчасы, – сказал Панюков собравшимся. – Сегодня технический час: нам объяснят, что такое тяжелая вода и для какого дьявола нам нужно ею заниматься.
А спустя короткое время после того «технического часа» в Норильск прилетел сам начальник Гулага – той части его, которая охватывала лагеря горно-металлургической промышленности, – генерал-майор Петр Андреевич Захаров. И тоже вызвал меня поспрошать о производстве тяжелой воды на севере. После Захарова, уже зимой, снова появился Черняев и сообщил, что в Норильске решено начинать производство тяжелой воды, что технология – электролиз обычной воды и что я буду участвовать в налаживании процесса. И в заключение подарил только что переведенную у нас книгу американского ядерщика Г. Д. Смита «Атомная энергия для военных целей» – официальный отчет правительства США о производстве ядерной бомбы.
– В Академии наук нам дали по экземпляру, – сказал Черняев. – Я специально достал для вас, вам она теперь понадобится.
И в скором времени в Норильске началось строительство засекреченного объекта, получившего тут же хлесткое прозвище «шоколадка» (потом название переделали на более соответствующее нашему убогому быту, где шоколад отнюдь не в ходячих блюдах, – «макаронка»). Начальником строительства назначили местного инженера Бориса Михайловича Хлебникова, главным инженером – приехавшего из Москвы довольно серого Виктора Дмитриевича Кузнецова, а меня запроектировали в главные инженеры будущего дейтериевого завода – буду наблюдать пока за соблюдением технологии электролитического процесса. А чтобы получал зарплату и повышенный паек, назначили меня начальником лаборатории редких и малых металлов. Все это был, естественно, камуфляж – хотя дейтерий и можно причислить к редким металлам в газообразной или жидкой фазе, но самой лаборатории не существовало и даже не делалось попытки ее строительства.
Нам троим – Хлебникову, Кузнецову и мне – отвели две комнатки в Управлении комбината, дали машинистку, двух лаборанток для несуществующей лаборатории. Все три женщины получили «секретность» и неплохие ставки. Машинистка Лосева печатала письма и отчеты, уходящие в Москву, пожилая лаборантка Мчедлишвили, уверявшая, что она близкая подруга Нины Берия, бывшей жены наркома, пропадала в очередях за продуктами или развлекала меня рассказами о своей подруге и ее страшном муже, а юная Оля Найденова сопровождала меня в прогулках по окрестностям Норильска, если позволяла погода, – впрочем, у Оле и мне умеренные морозы не казались препятствием для совместного радостного блуждания вдали от людей.
В эти дни было у меня еще одно – уже неслужебное – занятие, и оно воображалось самым важным из всего, что я мог делать. Я засел за теорию электролитического разделения изотопов водорода, то есть двух его разновидностей, тяжелого дейтерия и легкого обычного водорода. Я знал, что математической теории этого процесса не существует – экспериментально полученные цифры не укладывались ни в какие формулы. Но я применил к дейтерию теорию, разработанную академиком Александром Наумовичем Фрумкиным для обыкновенного водорода, – и получил довольно сложную формулу, точно описывающую весь практический ход электролитического процесса.
Я несколько раз в своей жизни был глубоко и всеполно счастлив. Ночь, когда – уже дома – я закончил практическую проверку найденной формулы, относилась к таким замечательным случаям. Я топал ногами и кричал от радости – негромко, впрочем, чтобы не разбудить соседей. Я был больше, чем просто счастлив. Я безмерно гордился собой. У меня ходила голова кругом, впереди открывались сияющие перспективы! Отныне мне надлежало быть не просто ученым, то есть человеком, вместившим в свои мозги некую сумму добытых другими знаний, но и создателем собственной теории – и очень новой, и очень важной теории – существенный вклад в лихорадочно разрабатываемые во всем мире исследования. Остановившись посреди комнаты, я громко сказал самому себе:
– Надо писать в трех экземплярах подробный доклад: «Теоретические основания электролитического разделения изотопов водорода». Один экземпляр в Академию наук академику Фрумкину, другой в НКВД Завенягину, а третий оставлю себе для практического пользования на нашем заводе, когда его выстроят.
На другой же день я сел писать задуманный доклад.
И как раз в это время над строительством «шоколадки» сгустились тучи. Расчет электроэнергии, необходимой для первой очереди завода, дал цифру в 100 000 киловатт. Мощность такого размера была гораздо ниже, чем потребление мощности в южных местах, где не имелось природно обогащенной воды. Но это не могло нас утешить – Норильская станция не имела резервных генераторов для «шоколадки». Нужно было срочно отыскивать новые крупные генераторы, привозить их в Заполярье и монтировать рядом с уже имеющимися. Начался лихорадочный поиск по всей стране свободных электротурбин. Но в стране, разоренной недавно закончившейся войной, каждый генератор числился в величайшем дефиците – десятки ведомств и министерств дрались в Госплане за наряды на еще не построенные на наших заводах и привозимые из-за границы турбогенераторы. Завенягин сообщил в Норильск, что удалось получить турбину с генератором фирмы Мицубиси мощностью в 50000 киловатт, что она демонтирована в Манчжурии, доставлена в Новосибирск – можно везти ее в Норильск.