Слуга, одетый в странную красную одежду, принёс каждому из них по тарелке супа. Аврора не говорила. Родрик не говорил. Ложки царапали чаши, звеня в пустом зале.
— Ты пропустила снег, — наконец-то сказал Родрик. — Намело несколько дюймов пару недель назад, но… Кажется, скоро весна.
Аврора кивнула, глядя в миску.
— Моя сестра, Изабель… Она так рада встрече, — продолжал Родрик. — Она тиха, но очень жива. Она просто боится посторонних.
Ну, что же, Аврора была с нею согласна. Она вновь кивнула.
— Это правда, — сказал Родрик, когда закончил есть, — предсказание, — он замер и вновь покраснел. — Прости. Ты не хочешь об этом говорить, как и прежде…
Аврора крепко сжала ложку. Они должны о чём-то поговорить.
— О чём ты хочешь меня спросить?
— В некоторых книгах говорится, что тебя развлекали магией на пирах, — он впервые улыбнулся открыто. — Не фокусники, а маги. Настоящие маги!
— Нет, — сказала Аврора. Эта мысль заставила её содрогнуться. — Нет, это не так.
— Ох, — Родрик уткнулся в свою тарелку, но Авроре казалось, что он пристально наблюдает за нею уголком глаза. — Люди надеялись… Я надеялся… — он умолк. — Просто магия так часто бывает полезной…
— Надеялся? — Аврора закрыла глаза. Откуда столько наивности? — Без неё куда лучше.
— И твоя семья не…
— Нет, — резко ответила она. — Зачем моей семье пользоваться магией? Они не дураки! — но они использовали магию, как она думала. Если верить книге. Они вливали её в неё, чтобы разрушить проклятье и вытащить её отсюда.
Родрик вновь посмотрел в свою пустую миску супа.
— Я сожалею, принцесса, не хочу противоречить тебе, но магия не может быть глупа. Она привела тебя сюда.
— Проклятье привело меня сюда.
— Но все равно… Мы жили без магии столько лет, принцесса, и ничего хорошего не случилось с тех пор, как ты уснула. Теперь всё будет лучше. Всё ведь будет хорошо?
Она покачала головой.
— Я не могу представить магию, как что-то хорошее. Может, когда-нибудь она и станет такой, но при моей жизни этого не было. Даже тогда было только несколько колдунов. — мужчины, получавшие за это богатство, женщины, что сотворяли яд вместо помощи. И Селестина — ведьма, проклявшая её. — Даже тогда они не были хорошими людьми.
Её отец терпел некоторых колдунов, прежде чем она родилась. Это давало надежду вылечить болезни и защитить королевство от угроз. Но после проклятия Селестины он признал, что магия изменилась, и все, кто ею владеют, опасны для остальных. Магия каралась изгнанием. Проклятья — смертью.
— Мой отец, — вмешался Родрик, словно уверен в том, что должен говорить. — Мой отец говорит, что у некоторых людей сейчас есть магия. Немного. Он говорит, что они украли её себе, и если мы будем бороться с ними, она вернётся.
— Ты не можешь украсть магию.
— Почему нет?
Она открыла рот, готовая дать твёрдый ответ, но слов не было. Магия пришла извне, и она знала это. Она из воздуха. Одни говорили, что надо быть нечестивцем, чтобы получить её, что вся хорошая магия использована, а осталось лишь чувство обиды и неприязни. Но правды Аврора не знала. Она прочла много книг, но правда магии таилась от неё, словно сама идея могла привести её к смерти.
Родрик немного помолчал.
— Она вернётся, — твёрдо сказал он. — Теперь, когда ты тут. И она будет сотворять только хорошее, как я говорил. Я имею в виду… Иначе, почему ты ещё здесь?
Её руки дрожали. Ложка стучала о тарелку, словно барабанная дробь, и ком потери подкатил к горлу, сжал грудь, чтобы она не могла дышать. Нет дома. Нет семьи. Только пустые обещания истинной любви и идеи, что она восстановит что-то, чего никогда не существовало.
Она встала. Стул со стуком свалился на землю.
— Мне надо идти, — сказала она. — Я не голодна.
Каждый шаг приносил боль в ногах, и она побежала вон из банкетного зала, каблучки стучали по полу. Она открыла окно и прижала руки к каменной раме, позволяя прохладному ветерку овеять лицо. Она глотала свежий воздух, закрыв глаза.
— Принцесса?
Родрик. Она всё ещё стояла с закрытыми глазами, лицо обдувал ветер. Он хороший. Немного незадачлив, неуверен, но приятен. Но он чужой, странный, неуклюжий мальчишка, считавший её своей собственностью, и она не знала, что делать. У неё не было ничего другого, никого другого, и угроза одиночества разрывала её, мысль заставляла терять сознание. Она не могла уйти. Но и не могла остаться тут, так близко к его глазам, неуклюже искавшим спасения в своей собственности.