– Я знаю, милая моя! Я знаю! – маа-херу Мересанх почти подпрыгивала на месте от нетерпения. – Сделай для меня пруд! И чтобы вода в нём искрилась, а по ней, как по небу, плыли цветы лотоса.
Аментет повиновалась мгновенно.
Она раскинула руки в стороны, позволяя крыльям расправиться. Перья начали светиться, как и её глаза, и весь дворик.
Когда свет погас, перед виллой вместо гнетущей маа-херу пустоты красовался искристый пруд с лотосами.
– Ты чудо, милая моя! Ну же, подойди, взгляни на эту прелесть, – Мересанх радостно захлопала в ладоши, кружась у созданного пруда.
И аментет подошла бы, если бы не дикий звон в ушах, мешавший услышать хоть слово.
Она застыла изваянием, не в силах оторвать взгляд от пруда. Её грудь под балахоном вздымалась от быстрых рваных вдохов, а руки и крылья била мелкая дрожь. «Я не понимаю… – думала она, прижимая руку к груди. – Плохо… Нет, хорошо… Почему?!» Аментет, с трудом сглотнув, закрыла глаза. Она не понимала, что с ней происходило, отчего в груди так тянуло, а в висках стучала кровь, которой у неё и быть то не должно было.
– Это сесен. Лотосы. Они прекрасны, не так ли? – спокойный и как будто более глубокий голос Мересанх стал последней каплей.
Слуга ещё раз взглянула на нежные лепестки цветов, трепетавшие в пруду, и её разум пронзила резкая боль.
Вид на виллу Мересанх заволокло тьмой. Она почувствовала, что падает. Перед внутренним взором аментет возникли образы. Такие знакомые, но такие чужие.
Женщина, нежно проводящая гребнем по блестящим девичьим волосам…
Аментет знала, что, расчёсывая волосы, женщина пела. Слов было не разобрать, но из каждого звука, каждой срывающейся ноты лилась любовь, нежность, скорбь.
Это было прощание.
«Я не хочу уходить, нет…» – но безмолвные мольбы не могли ничего изменить, и женщина исчезла, а вместе с ней пропало и чувство любви. Остался лишь страх.
Сверху сыпался песок.
Он забивался в рот, терзал горло, мешал дышать и видеть. Аментет кричала, билась, но её руки были плотно прижаты к телу. Спасение от вездесущей пытки не приходило, и, когда песок закрыл солнце, осталась лишь тьма.
Быть может, она и была спасением?
В ней не было ни боли, ни страха, ни любви. Ни жизни. Но в этой тьме так отчаянно хотелось жить. Пусть со страхом и скорбью, но, главное, с любовью. «Я хочу жить!» Повинуясь мысленному крику аментет, тьма рассеялась, являя цветок лотоса.
Нежные лепестки, в которых крылась неведомая сила, медленно раскрывались. Цветок на глазах преображался в символ жизни и желания её достичь.
Аментет не хотела, чтобы видение рассеивалось. Она не могла вынести саму мысль о той пустоте, что была в груди до сего момента. Это было бы слишком жестоко – сначала дать эту сладостную тяжесть где-то под клеткой рёбер, а затем вновь её отнять.
Но кто сказал, что загробный мир менее жесток, чем смертный?
И видения аментет рассеялись, оставив её в забытьи.
Аментет с трудом открыла глаза, в которых всё ещё чувствовалась резь от песка.
Оглядевшись, она обнаружила себя лежащей на удобной кушетке в светлой гостиной. Всё пространство казалось неестественно ярким. Стены, исписанные иероглифами и изображениями богов, отражали мягкие закатные лучи. Комнату наполняла резная мебель из камня и дерева. Тут и там красовались вазы с зеленью, искусные скульптуры, а на столике недалеко от кушетки примостился изогнутый графин.
Аментет с удивлением вдохнула пряный сладкий запах фиников, исходивший от него. «Финиковое пиво… Его готовила моя…» – осколок воспоминания, уже готовый вонзиться в разум, был разбит звучанием обеспокоенного голоса Мересанх.
– Ну что же ты! Я так перепугалась! Неужто ваши чудеса отнимают столько сил, что вы с ног валитесь?
Аментет неловко поёрзала на кушетке и с трудом села.
Она была бы рада ответить на вопрос. Но сама не понимала, что произошло, ведь, как выразилась Мересанх, «чудеса» никогда не стоили слугам Осириса ни капельки усилий.
Да и не вызывали видений.
– Куда же ты вскочила, милая моя?! Может, тебе что-то нужно? Позвать кого-то? – голос маа-херу был звонким и высоким.
Вопросы лились на аментет, словно воды Хапи, вышедшие из берегов в полноводье. «Мне нужно подумать… Нужно понять!» – девушка пыталась сосредоточиться, чтобы восстановить в памяти всё произошедшее.
– Давай водички налью? – Мересанх склонилась, с тревогой разглядывая лицо её.
«Слишком близко! И слишком громко», – непривычная смесь неловкости и раздражения заставила девушку поморщиться. Аментет яростно затрясла головой, словно пытаясь сбросить с себя наваждение. А Мересанх уже явно приготовила новую порцию слов.