— А может, я волшебник? — прищурился Котов. — Хотите, подарю каждой все, что она больше всего желает?
— Прямо сейчас? — в один голос удивились Тани.
— Именно! Вот пусть каждая загадает, а я попытаюсь это уловить…
Котов решил поставить эксперимент. Он хотел выяснить, какими еще возможностями обладает та сила, которая ему помогает. И потому пожелал узнать, что загадали девушки. Ответ пришел мгновенно. Желания оказались идентичными и примитивными: обе Тани хотели получить по букету ярко-алых роз, по большой хрустальной вазе для этих роз, по флакону французских духов «Шанель №5» и по золотому колечку с маленькими бриллиантами. Котов так отчетливо увидел все эти вещи, что ему даже на секунду показалось, будто они уже появились.
Впрочем, едва Котов дал соответствующую команду, как блеснула очередная вспышка и все возникло на столе: и вазы с розами, и упаковки с духами, и колечки в маленьких коробочках, внутри отделанных красным бархатом…
— Ой… — сказала И растерянно. — Это и правда волшебство!
— А как ты угадал? — спросила Е.
— По фамилии, — усмехнулся Котов, — вы же Хрусталевы — значит, хрусталь. Розы — потому что они означают любовь, а красные — потому что наша любовь страстная. Колечки — символ соединения, с бриллиантами — потому что вы у меня бриллиантовые…
— А «Шанель»?
— Ну, это совсем просто. Каждая женщина хочет иметь «Шанель № 5»!
Они засмеялись. Теперь им было все равно, как Котов угадал и откуда все это взялось. Шампанское ударило в головы, а Владислав разливал коньяк в маленькие рюмки.
— Обычно женщин напаивают перед тем, как… — Таня-И произнесла совсем простое русское слово, будто всю жизнь прожила в общежитии маляров-штукатуров. — А ты все делаешь наоборот!
— Это вы сделали наоборот, — возразил Котов, — и потом — кто вам сказал, что это уже «после того»? Можем мы позволить себе обеденный перерыв?
Они уже не спросили, откуда взялись чашки с горячим черным кофе, хотя Котов сотворил его прямо у них на глазах. В кофе добавили ликера и начали есть пирожные. Котов напоследок угостил девушек мороженым с дольками ананаса. Потом он отнес их, размякших, отяжелевших, одуревших и абсолютно покорных, на свежезастеленную кровать.
Солнце уже вовсю светило, когда Котов наконец начал ненавидеть партнерш и переходить грань.
— Стоп! — сказал Шамбалдыга, когда Котов взялся пороть Тань ремнем. — Эдак ты их прибьешь, пожалуй. Рано, рано! Они еще пожить должны. Грехотонны наработать. Да и у самого еще маловато. Отбой!
Команда прошла, и Котов растянулся рядом с Танями. Все трое провалились в черноту глубокого сна.
УТРО СУТОЛОКИНОЙ
Александра Кузьминична, конечно, проспала завтрак и проснулась только к полудню. Но все равно она восприняла окружающий мир так, как его воспринимают те, кто просыпается свежим ранним утром и видит в розоватых лучах солнца какую-то скрытую надежду на нечто прекрасное, хотя и загадочное.
Сутолокина плохо помнила вчерашний вечер и ночь. Как улеглась спать? Каким образом вообще смогла добраться до дома отдыха с Перуновой горы? Именно так отпечаталось у нее в мозгу название того места, где она побывала и увидела свой странный сон. Впрочем, был ли это сон? Сметчица полагала, что да, сон, и ничего более. Однако Великая Женщина, которой Сутолокина себя ощущала там, на горе, была убеждена в том, что ее битва была реальностью… Эта Великая Женщина вселилась в ее сущность и постепенно вытесняла все глупое и суетное. Александра Кузьминична ощущала необыкновенный подъем и избыток сил, которые ей хотелось применить на общее благо, хотя о конкретном применении своей энергии она пока не думала.
Встав с постели и сделав несколько физических упражнений, что было само по себе удивительно, ибо Сутолокина не делала зарядки со времен рождения первой дочери, Александра Кузьминична подошла к зеркалу. Тут ее ожидало важное и весьма радостное открытие.
С лица исчезли следы неудачного сражения с Пузаковой. Более того, Сутолокина обнаружила, что лицо ее вообще выглядит как-то по-иному, совсем не так заезженно и устало, как прежде. Оно приобрело неуловимые новые черты, значительное число морщинок исчезло, пропали какие-то пупырышки и бородавочки, цвет лица стал более приятным, а кроме того, испарилось общее впечатление растрепанности, затюканности и неуверенности. Когда же Александра Кузьминична еще и причесалась, толково, в меру подкрасилась и припудрилась, то стала еще более привлекательной.
Однако Сутолокину это ничуть не смутило. Точнее, не заставило восторгаться. Она лишь отметила, что выглядит нормально, как будто всю жизнь была на сто процентов уверена в своей красоте. Да и вообще она не почувствовала никакого желания немедленно употребить свою неотразимость в корыстных целях. Александра Кузьминична ощутила, что создана для чего-то более высокого, чем простое охмурение холостых мужиков и уж тем более — увода мужиков женатых. Пока это Предназначение ей еще не было ясно. Но в том, что таковое есть, и в том, то оно высокое и чистое, Сутолокина не сомневалась.
Поэтому она не удивилась, что, проснувшись, не ощущала никаких реальных или самовнушенных недомоганий, которые ее донимали по приезде. Между тем она знала старую поговорку: «Если вам за сорок и утром у вас ничего не болит, это значит, что вы умерли». Но в своем реальном существовании Сутолокина была убеждена прочно.
Еще более предвещало грядущие великие дела то, что Александра Кузьминична не обожглась утюгом, когда гладила платье, и не опрокинула стул с выстиранной одеждой. Впрочем, сегодня это было в порядке вещей, хотя вчера воспринималось бы как сенсация или нежданный подарок судьбы.
Наконец, самым неожиданным было то, что Сутолокина ни на кого не злилась. Даже на себя! Она не испытывала и чувства вины, словно бы ее тоже кто-то простил, как она простила чету Пузаковых. Она искренне желала им добра и восстановления мира, но никаких комплексов и раскаяний не ощущала.
К Котову у нее было чувство особое. Шамбалдыга оказался прав: в ее душе прописался идеальный Котов. Но такой Котов никаких сексуальных вожделений у Александры Кузьминичны не вызывал. Она лишь ощущала стремление походить на свой идеал и не уступать ему в положительных качествах. Чувство это было аналогично тому, что некогда царило в душе юной пионерки Саши Ивановой, когда она то ли в четвертом, то ли в пятом классе очень хотела быть похожей на дедушку Ленина.
Тем не менее все, о чем думала Сутолокина, было связано с идеалами добра, красоты и милосердия. Старинными, так сказать, общечеловеческими ценностями, близкими к тем, что исповедуют все мировые, региональные и локальные религии, ибо ни один дурак в мире еще не объявил себя любителем зла. Правда, есть, говорят, сатанисты, но они, как представляется, больше выпендриваются, чем верят в то, что проповедуют. Во всяком случае, когда по отношению к ним творят пакости, они испытывают точно такие же отрицательные эмоции, как все другие.
Итак, Сутолокина, готовая творить добро, вышла из своего номера и спустилась вниз. Навстречу ей попалась усталая, но довольная Валя Бубуева.
У Вали утро началось раньше, чем у Сутолокиной. Началось, естественно, с Котова, точнее — с Котова-2, ибо оригинал и по сей момент еще дрых вместе с Танями. Котов-2 был дистанционно управляемым биороботом, неспособным действовать самостоятельно. Поэтому, хотя «тарелка» добросовестно руководила им согласно программе, составленной Шамбалдыгой, Валя была чуть-чуть разочарована. Главным образом тем, что Котов-2 говорил ей уже известные слова, да и действия его не отличались особым разнообразием.
Котов-2 ушел купаться. Его заставили переплыть озеро и улечься загорать в бухточке, где Котов-1 в свое время встретил Таню-И. С этого момента функции по управлению биороботом сильно упростились и требовали от «тарелки» столько же интеллекта, сколько требует процесс жарки мяса на вертеле. «Тарелка» пять минут держала Котова-2 в положении на спине, пять — на животе, пять — на правом боку и пять — на левом.