Ладно. Я солгал ей, пытаясь ее утешить, но еще и потому, что не хотел, чтобы она снова посмотрела на меня, как тогда, когда я выпустил чудовище. Если бы я сказал ей, что теперь больше, чем когда-либо знаю, насколько не подхожу для должности миссионера, то я бы разрушил все хорошее, чего мне удалось достигнуть на «Кардинале Визейне». Я не был уверен, простила ли она меня за мои ошибки, за смерти ее друзей – ведь они погибли из-за меня. Тогда в ее разуме самым свежим воспоминанием было то, как мы вместе боролись на борту транспорта. Если бы она была менее измучена и меньше страдала от ран, то, наверное, едва ли так хорошо бы отнеслась ко мне. Но если в моих силах было что-то, что могло вернуть ее любовь, то я был готов сделать это.
Я любил ее. Я уже говорил вам. И больше ничего не имело значения. Правда была ценна для меня в той степени, в какой она помогала мне вернуть Лигейю.
- Я рада, - сказала она. – Император дал тебе этот дар. И ты должен использовать его, насколько это возможно.
Мои проповеди. Теперь я не мог даже помыслить о том, чтобы написать еще одну. Они и раньше звучали для меня фальшиво – упражнения в затейливом пустословии, за которыми не было искренней убежденности. И от того, что они производили впечатление на людей, мне только было еще больше стыдно. Я не гордился своим искусством. Оно лишь делало меня талантливым шарлатаном.
Я не думал, что снова столкнусь с этой проблемой. То, что я увидел на станции «Лигуриан» словно выжгло мою способность притворяться. Я попытался представить, как буду вести службу о погибших на станции. Единственные слова, которые приходили мне на ум – обрывки молитвы чудовища.
Эти свои мысли я оставил при себе. А Лигейе сказал:
- Если у меня будет шанс, я использую этот дар. Куда бы я ни отправился, я буду нести слово Императора.
- Хорошо, - сказала она. – Хорошо.
Она улыбнулась и закрыла глаза.
- Как она? – спросил Мейсер, когда я вернулся на мостик.
- Отдыхает. Она сильная.
- Да, сильная. А отдых нужен нам всем.
- Станция не развалится, пока мы спим?
- Если развалится, то я предпочел бы, чтобы это случилось, когда я сплю. Но нет, думаю, она еще продержится. Мы не будем подвергать ее конструкцию большим нагрузкам, пока не прибудет «Огонь Дисциплины».
- Хорошо. Я могу чем-то помочь?
Мейсер покачал головой. Он не был враждебно настроен, но не думаю, что он стал бы прилагать усилия, чтобы помочь мне чувствовать себя полезным.
Он встал с кресла.
- Пойду тоже отдохну немного. Да и тебе стоит.
- Да, сейчас пойду.
Мейсер ушел с мостика. Я, задержавшись ненадолго, подошел к иллюминаторам и остановился, глядя на «Кардинал Визейн». Он уже отдрейфовал так далеко, что его было трудно разглядеть. Это была просто темная тень в пустоте.
Я вышел в кольцевой коридор, пытаясь приготовиться ко сну. От прикосновения руки Лигейи меня била дрожь. Мой разум, словно испуганное животное, метался от радости к ужасу, от тревоги к чувству вины и обратно. Я пытался не думать ни о чем, а когда это не помогало, пытался вызвать в памяти лицо Лигейи, смотревшей на меня с выражением, которое, как я предпочел считать, означало любовь и прощение.
Ничего не помогало. Когда я прошел мимо борозд, прорезанных в палубе и стенах коридора около дока Гамма, и приблизился к баррикаде, песня чудовища заняла все мои мысли. «Слава, слава, слава Изменяющему Пути!»
Эти слова заполнили мой разум, и я не мог изгнать их. Я даже заметил, что шагаю в такт с ритмом песни.
- Хватит! – сказал я вслух, остановившись и намереваясь стоять, пока не изгоню песню из своего разума.
«Слава, слава, слава Изменяющему Пути!»
- Ты мертв, - сказал я монстру. – Замолчи же.
Я встряхнул головой, чтобы очистить ее.
Но потом я понял, что эти слова звучат не только в моей голове. Я действительно слышу их.
- Нет… - прошептал я в ужасе. Это невозможно. Должно быть, мне кажется.
Замерев и затаив дыхание, я прислушался.
- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!
Шепот молитвы доносился из каждой вентиляционной решетки. Он был слабым, словно звучал издалека. Мне показалось, будто ледяное дыхание коснулось моего затылка. По коже поползли мурашки. В кончиках пальцев закололо от шока. И пока я стоял, парализованный ужасом, и прислушивался, голоса становились громче. Теперь их хор казался гораздо больше, чем раньше. Сотни голосов, громких и тихих, восхваляли своего темного бога.
Вдруг вся станция содрогнулась. Палуба качнулась в одну сторону, потом в другую. Я упал, не удержавшись на ногах, когда гравитационная система «Лигуриана» не справилась с внезапным изменением положения станции относительно планетоида. Потом стабильность вернулась, и палубы, казалось, снова пришли в нормальное положение.