Слева от меня стена траншеи рухнула, едва не похоронив несколько солдат. Этот участок траншеи исчезнет в грязевом супе через несколько секунд. Я все же вырвался из объятий грязи и вздернул на ноги ближайшего солдата.
- Встать! - мне пришлось кричать, чтобы быть услышанным в грохоте орудий. – Забирай снаряжение и беги вдоль траншеи, быстро!
Я толкнул его в том направлении, куда следовало идти, и стал поднимать на ноги остальных.
- Пошли, пошли!
Сначала они двигались медленно. Некоторые зря тратили время, пытаясь помочь другим. Я не стал вмешиваться. Либо грязь поглотит их, либо нет. Если они выберутся, я накажу их.
Довольно странно – идти по траншее, которую заливает грязевой суп. Ее стены сжимаются, земля вокруг словно поднимается. Если поток грязи подхватит тебя, то тебе конец. Из стен сыплются кости и обломки феррокрита, на поверхность грязевого потока всплывают забытые предметы снаряжения.
Феррокритовые плиты рушились, и не один солдат, захваченный врасплох, был раздавлен насмерть. Я сам едва избежал подобной участи, когда подгонял солдат пинками, тычками и ругательствами. Они отупели от страха, словно животные, неспособные спастись от ножа мясника.
К тому времени, когда мы достигли стабильного участка земли, грязь доходила нам до бедер. Следующий участок линии траншей находился на небольшой возвышенности и избежал обрушения. Руки потянулись, чтобы подхватить нас, и я услышал крики офицеров и технопровидцев, заглушавшие испуганный ропот солдат. Я позволил втащить себя наверх, и лежал, тяжело дыша и наблюдая, как поток грязевого супа поднимается и льется, словно красно-коричневая река. В нем виднелись трупы, плывшие или запутавшиеся в обрывках сетей. Из лопавшихся пузырей грязи поднимался ядовитый пар, и я отшатнулся, зажимая рот и нос. Этот участок траншей будет нестабильным еще несколько дней, если не дольше.
Выбившись из сил, я забрался в пустое убежище, и сидел там, ожидая, пока утихнет боль в конечностях и легких. Я задумался, уцелело ли мое жилище. Оно располагалось достаточно далеко от этого участка, но ничего нельзя было гарантировать. Как бы то ни было, я слишком устал, чтобы беспокоиться об этом.
Должно быть, я там заснул, хотя не знаю, сколько я проспал. В любом случае недолго.
Я не видел снов. Я вообще редко вижу сны. Сны для слабых духом и разумом. Вместо этого я вспоминал. Вспоминал события этого дня или предшествовавших ему дней, прокручивая их обратно на экране своего разума. Я изучал себя, замечая недостатки и достоинства. Иногда Бог-Император говорил со мной в этих воспоминаниях.
На этот раз Его утешающего голоса не было слышно. Только визг свиней.
Я ненавижу свиней. Моей первой обязанностью в Схоле Прогениум было кормить свиней и чистить их загоны. Снова и снова. Они никогда не прекращали жрать, гадить и совокупляться. Жирные, грязные, не поддающиеся обучению твари, всегда подкапывающие изгороди. Никакой дисциплины. Их невозможно обучить, невозможно дрессировать.
Они были живучи. Они сопровождали человека к звездам, как собаки и крысы. И как собакам и крысам, галактика им понравилась. Где были люди, там были и свиньи. Они ели, и их ели.
У меня до сих пор шрам на бедре, где кабан ранил меня клыком. Он подбросил меня в воздух и швырнул в грязь. Я вопил и истекал кровью. Помню, как голодные свиньи с алчным хрюканьем окружили меня. Грязные серые волосатые курганы, их глаза сквозь грязь смотрели на меня.
У каждой из них были ярко-синие глаза.
Только это было не правильно. Я проснулся, зная, что это было не так. У свиней не было синих глаз. У тех, что разводили в нашей Схоле вообще не было глаз, потому что их поколениями выращивали в подземных загонах. Эта мысль напугала меня так, что я проснулся и мгновение не мог вспомнить, где я нахожусь. Сердце страшно колотилось. Я не слышал грохота пушек.
Теперь я понимаю, что пушки стали для меня чем-то вроде ориентира. Чем-то неизменным в непрерывно изменяющемся мире. Сама линия траншей искажалась и деформировалась, но грохот пушек был слышен почти всегда. Они стали определять границы моего мира. Пределы моего долга.
Когда пушки стреляли, мир был понятным. Когда они прекращали стрелять, и наступала тишина, мир казался неясным, неопределенным. Тогда был именно такой момент. Я поднялся на ноги, моргая спросонья, и отбросил воспоминания о хрюкающих свиньях. Было слышно, как где-то в тылу, за линией траншей, ревут сирены. В воздухе пахло дымом. Что-то горело.
Напротив в траншее стояли солдаты, повернувшись лицами в сторону врага. На мгновение я подумал, что противник наконец-то наступает. Но тогда солдаты должны были стрелять. Или нет? С тревогой я представил, как все они оборачиваются ко мне, и из-за каждого респиратора на меня смотрят синие глаза. Как у свиней. Но свиньи были слепы. Почему в моем воспоминании было иначе?