Но я не вписывался в их порядок вещей. Я не был крестьянином, которому можно отдавать приказы. Не был я и их начальником. Значит, я был врагом. И, похоже, сейчас они наконец-то решили избавиться от меня. Однако я не собирался уходить без борьбы.
Когда капитан, наконец, начал выдыхаться, полковник жестом заставил его замолчать.
- Хватит, Дакко. Твои жалобы учтены, и я приму их к сведению.
Я удивленно посмотрел на него, чувствуя, что меня предали. Никто из них теперь не смотрел на меня. Все взгляды были устремлены на него. Как и положено.
Полковник вздохнул и сцепил руки за спиной.
- Когда я сказал, что приму их к сведению, я говорил вполне серьезно. Мы находимся в опасном положении и не можем допустить усиления недовольства среди солдат. Как не можем позволить разногласий среди командного состава. Особенно важно, чтобы солдаты этого не заметили, их моральное состояние и так достаточно шаткое.
Он оглядел всех собравшихся.
- Это касается всех нас, господа. Или мы будем действовать общими усилиями, или нам конец, - полковник посмотрел на меня. – В том числе и вам, комиссар.
Помолчав некоторое время, он сказал:
- Больше никаких казней.
Я моргнул.
- Что?
- Вы слышали меня, Валемар.
- Комиссар, - машинально поправил я.
Спустя мгновение, я спросил:
- Вы хотите сказать, что я больше не могу исполнять свой долг?
Эти слова оставили отвратительный привкус. Я был уверен, что ослышался. Полковник просто не мог такое сказать. Я чувствовал, что здесь идет какая-то скрытая игра, которую я пока не мог понять.
- Нет. Я говорю, что вы больше не можете никого казнить без моего особого разрешения.
Я снова ответил не сразу.
- Но… я вне цепи командования, полковник, - я говорил медленно, пытаясь объяснить ему. Возможно, он просто забыл. – Вы не можете приказать мне игнорировать замеченные мною…
- Я не приказываю вам игнорировать, Валемар, - он подчеркнуто произнес мое имя, и я едва удержался, чтобы поправить его. Аугметический глаз полковника издал жужжание, и светящаяся багровым линза повернулась ко мне. – Я говорю, что, прежде чем хвататься за пистолет, вы должны прийти ко мне. Назначайте наказания, как считаете нужным – но казнить только с моего разрешения.
Он снова оглядел собравшихся, и я с некоторым опозданием понял, что эти слова предназначались не только для меня. Полковник адресовал их и другим. Он демонстрировал им, что… что он контролирует меня.
Он посмотрел на меня.
- Вы поняли?
Я не был уверен, что вполне понял. Но я все же кивнул, хоть и неохотно. Полковник, хмыкнув, отвернулся, очевидно, удовлетворенный этим. Я слегка расслабился, и заметил, что и капитан и остальные офицеры тоже расслабились. Некоторые из них стали перешептываться между собой, и мне показалось, что они смеются надо мной.
Адъютант полковника поднес мне кружку растворимого рекафа. Он был несвежим и холодным. Здесь вообще не было ничего горячего, кроме грязи. Но я все же выпил его, разжевывая гранулы.
- Новые карты? – спросил я, пытаясь сменить тему.
Полковник кивнул. Он выглядел усталым. Я сочувствовал ему. Его обязанности были нелегкими, а враждебная окружающая среда и некомпетентность подчиненных делали их еще труднее. Я почувствовал – не вину, но сожаление, что невольно добавил ему проблем.
- За прошедший день мы потеряли три участка линии траншей, в том числе тот, где едва не погибли вы. Мы до сих пор пытаемся откопать людей.
- Если так пойдет дальше, мы потеряем всё, - произнес младший офицер – один из товарищей капитана. Я внимательно посмотрел на него, думая, не скрывается ли за его словами что-то еще. Его глаза не были синими. Просто коричневыми, как грязь, и покрасневшими от недосыпания. Спустя мгновение я удивился, почему я подумал об этом. Я что-то увидел и не понял этого?
Эта мысль вызвала у меня тревогу. Допив рекаф, я внимательно наблюдал за ними, внезапно ощутив подозрение. Я подумал о солдате, которого я убил в убежище – и о котором пока никто еще не знал. Его глаза стали синими перед тем, как он напал на меня. Я обнаружил, что смотрю на капитана, но его глаза были такими же грязно-коричневыми, как у остальных.
И все-таки… что-то было не так. Я чувствовал, что за мной наблюдают. И не просто смотрят, а внимательно изучают. Я огляделся вокруг, пытаясь найти источник этого ощущения, но не заметил ничего. Полковник говорил что-то офицерам, указывая на новые карты. Я не слушал. Воздух был наполнен обычным зловонием, но мне показалось, что за ним ощущается другой запах. Что-то сладкое и чистое, и совершенное не подходящее к этому месту.