Выбрать главу

Я знал имя Гомеса лишь потому, что был уверен – он убил другого солдата за карточной игрой, хотя я не нашел явных доказательств. Такое преступление наказывалось смертью, и Гомес знал это, поэтому он хорошо постарался замести следы.

Я часто думал, какими средствами капитан убедил его пойти. Возможно, деньгами. Для громил вроде Гомеса часто этого бывает достаточно. Как бы то ни было, когда я увидел его, то сразу понял, что он непременно попытается меня убить.

Мы шли по траншеям, пробираясь к внешним, самым отдаленным позициям. Там они уже начали превращаться в труднопроходимые овраги, полные бурлящей грязи, в которой тонули разбитые бункеры. Земля была мягкой и неровной, и не раз нам приходилось ждать, пока она перестанет двигаться, прежде чем мы могли идти дальше. Воздух был полон испарений, воняющих горячей грязью и чем-то непонятным. Мне пришлось надеть респиратор и пару толстых перчаток. Несмотря на эту защиту, я чувствовал жар, исходящий от деформировавшихся стен покинутых траншей.

По пути мы видели, как они изменялись. Стены траншей принимали новую форму, дно поднималось или уходило еще глубже, унося нас в одно мгновение вниз, в следующее снова наверх.

Мы пробирались по жидкой слякоти, доходившей до колен, и спотыкались на засохшей грязи. Гейзеры пара вырывались в воздух, когда грязевой суп приходил в движение, и не раз я, оглядываясь назад, терял из виду Гомеса. Но он всегда появлялся снова, шагая по моему следу с неторопливой решимостью.

Мы шли по полям мертвецов. Жар и ядовитые вещества жутко искажали останки, придавая им странный и пугающий вид – в бурлящей грязи росли костяные цветы, тянувшие к огненным небесам свои лепестки, словно покрытые глазурью из костного мозга. Колючие заросли из шлака и костей свисали со стен траншей на нашем пути, будто тяжелый занавес, и несколько раз нам приходилось прорубать путь сквозь них. Жар становился все сильнее, и я страшно потел в своей шинели. Я знал, что и Гомес, должно быть, страдает не меньше, но он ничего не сказал.

Гомес попытается убить меня. Я знал это так же твердо, как свое имя. И одно это давало мне все необходимые оправдания для того, что я намеревался сделать. Как минимум это оправдывало мое дальнейшее расследование, что бы там ни говорил полковник.

Вражеские позиции были отнюдь не близко. Я воображал, что они видны из наших траншей невооруженным глазом, но в действительности мы не могли видеть их. За туманом, испарениями и грязью они были лишь размытой линией где-то на горизонте. Нам понадобилось почти три дня, чтобы приблизиться и разглядеть их передовые позиции, и даже тогда там мало что можно было увидеть. Лишь траншеи и импровизированные укрепления, очень похожие на наши.

Увидев их в первый раз, я невольно подумал, вдруг они – это наши. Вы понимаете, что я имею в виду. Бюрократия Империума огромна и медлительна, и могут происходить ошибки. Так полки могут получить приказ захватить мир, который уже захвачен, и никакие протесты не убедят высоких начальников, что это ошибка. Они видят только цифры, а не людей. В этом и разница между ними и такими людьми как полковник.

И когда эти еретические мысли мелькнули на краю моего сознания, я подумал, может быть, поэтому полковник в последнее время казался таким усталым и нерешительным. Может быть, он знал – а он почти наверняка должен был знать – что нам противостоят не ксеносы и не предатели, а такие же слуги Бога-Императора. Возможно, поэтому он так не хотел наступать. Возможно, он надеялся, что эта ошибка будет замечена его начальниками, прежде чем станет слишком поздно.

Но, конечно, такие мысли смешны. Да, люди склонны ошибаться, но Бог-Император никогда не ошибается. И Он не направил бы нас на этот адский мир, если бы мы не были нужны здесь. Я полагал, что мы были направлены сюда по важной причине. Что я здесь по важной причине. И я был прав.

За эти три дня я хорошо узнал Гомеса. Не лично, но такие люди, как он, для меня вроде открытой книги. Он был свирепым громилой – скорее всего бандитом до службы в полку. Это объясняло его кровожадную сущность. Но он был хитер. Он прятал от меня свои глаза. Никогда не смотрел на меня прямо. Я не мог выявить у него синие глаза, как ни пытался. Каждый раз, когда я смотрел на него, он отворачивался.

Как бы то ни было, наконец я понял, что придется рискнуть. Ничего не говоря Гомесу, я достал дальномер – еще один предмет из моей коллекции. Он был старым и тяжелым. Вскоре после моего прибытия в полк мне пришлось казнить одного из полковых артиллеристов за напрасную трату боеприпасов. Тогда мы отражали наступление противника, но это не оправдание для такого расточительства.