Он хрипел и задыхался, вцепляясь в мои руки, его окровавленное лицо стало фиолетовым. Из-за этого его синие глаза стали заметны еще сильнее, и когда они выпучились, я крепче сжал его горло.
- Вы не сможете, - повторил я. – Я вам не позволю.
Его шея сломалась, хрустнув в моих руках. Я сел на пол, чувствуя прилив адреналина. Я ждал, когда его глаза станут первоначального цвета, какими они были, пока инфекция не коснулась его. Но его глаза не менялись, и я подумал, что, наверное, они всегда были синими. Или, может быть, он был их главарем все это время – паук, плетущий свою паутину на самом виду.
В моем разуме пронеслись варианты событий, один другого страшнее. Но какой бы из них ни оказался верным, все они имели смысл. Как адъютант полковника, он мог пройти где угодно, и никто не обратил бы на него внимания. Что могло бы служить лучшей маскировкой для такого существа – каким бы существом он ни был? Я до сих пор не знаю, кем он был. Да это и неважно. Я знал моего врага. Я знал, как его остановить. Мне не было необходимости знать его имя.
Шатаясь, я поднялся на ноги. Выли сирены. Мои руки сводило болью. Если вы никогда не душили другого человека, вы не можете представить, как болят потом пальцы и ладони. Но, несмотря на боль, было в этом что-то, приносящее глубокое удовлетворение. Даже дикую радость. Признаюсь, я чувствовал ее. Пусть все враги человечества встретят свой конец от рук честных людей.
Я прошел мимо стоек с оружием к нише с когитатором управления. По пути я взял лазган и запасные аккумуляторы к нему. Если мой план увенчается успехом, у меня не будет времени перезарядить оружие обычным способом.
Добравшись до предохранительного устройства, я увидел, что его достаточно просто включить и активировать. После этого прикладом лазгана я разбил панели когитатора, чтобы не позволить отключить его, и выключил сигнал тревоги. Приговор вынесен и будет приведен в исполнение без предупреждения. Потом я поднялся на верхний этаж бункера, пройдя по скрипящим мосткам и феррокритовым ступенькам.
Оказавшись на крыше бункера, я огляделся. Сверху открывался вид на ближайшие траншеи. Под пылающим небом, словно насекомые, туда-сюда суетились солдаты. Услышав выстрелы внизу, я понял, что кто-то обнаружил убитых часовых и вступил в бой с сервиторами. Скоро они добрались бы и до меня, если бы я остался там. Я прошептал молитву Богу-Императору и, доверившись Его защите, спрыгнул с крыши бункера в грязь. Что-то хрустнуло во мне, когда я приземлился, и, показалось, я не могу дышать. Но все же я поднялся на ноги. Время было против меня. Оставалось лишь несколько секунд, чтобы убежать как можно дальше от бункера.
Взрывом меня сбило с ног и подбросило в воздух. Ребра треснули, когда я ударился о землю, но не выпустил из рук оружие. Жуткая боль охватила меня, но долг заставил подняться на ноги и следовать дальше. Небо пылало – на этот раз не от огня орудий, а от взрыва бункера. И земля тряслась, словно раненое животное в агонии.
Понадобился лишь один хороший удар в правильном месте. Траншеи содрогнулись и стали осыпаться. Не отдельные участки, а вся сеть. Каждая траншея, каждый отрезок – все исчезло под бешеным потоком кипящей грязи. Я услышал поднявшиеся вопли, потом раздались взрывы, когда наши пушки стали проваливаться в грязь. Новые взрывы слышались в дальних траншеях, и огонь в небе разгорался все ярче. Словно сияние света Бога-Императора, сжигающего врагов Его.
Я бежал сквозь туман и дым, тяжело дыша, несмотря на опасность, мимо рушащихся траншей. Я направлялся к пункту, который выбрал заранее – возвышенности, где земля была достаточно твердой.
Единственное безопасное место было на возвышенности над линией траншей. Большинство солдат полка не успели выбраться из траншей и утонули в грязи. А тех, кто успел, на возвышенности ждал я. Это был единственный способ удостовериться. Единственный способ спасти полк от ужасов, которые укрылись внутри него.
Иногда спасение можно найти лишь в смерти.
Я должен был быть уверен. Я не мог позволить спастись никому. Бог-Император поставил мне задачу, и я был твердо намерен выполнить ее. Я стоял, освещенный пламенем, окутанный дымом, и ждал, когда первые выжившие стали выбираться на возвышенность, кашляя и задыхаясь. По виду обычные солдаты. Окровавленные, грязные, израненные.
С синими глазами.
И тогда я услышал ветер. Я услышал его, и мне показалось, что в нем звучит голос. Голос божественной воли, которая движет нами всеми. И я знал, что иду верным путем.