Лигейя Роун была начальником утилизационных работ на «Лигуриане». Весь процесс разделки кораблей на металл проходил под ее руководством. И именно она стала причиной того, что мне была невыносима одна лишь мысль, что мне придется покинуть систему Тромос.
Увидев меня, она махнула рукой и подняла два пальца. Я кивнул и подождал, пока она закончит перепрограммирование очередной группы сервиторов. После этого она огляделась, наблюдая за работой в доке. Удовлетворенно кивнув, она сошла с платформы и направилась ко мне.
- Это займет их работой на какое-то время, - сказала она, улыбнувшись. – Рада видеть тебя, Освик.
- И я рад тебя видеть.
Едва ли самая романтичная встреча. Но мертвые лица сервиторов и оглушительный грохот работы в доке не слишком располагали к романтичной обстановке. И я знал, что не стоит слишком проявлять эмоции, когда Лигейя занята работой. Она этого не оценит.
Она была на пять лет старше меня, но выглядела так, словно по опыту жизни превосходила меня более чем на десятилетие. Во многом так оно и было. Работа в таком месте, как станция «Лигуриан» по-своему закаляет человека. Кроме того, Лигейя и ее товарищи во время войны служили в Страже Тромоса, их отозвали со станции на родину для участия в войне. Там мы с ней и встретились в первый раз, когда я читал проповедь для подразделения механизированной пехоты, в котором она служила. Закалившись в войне и в работе, она обрела силу, которой у меня не было, и я завидовал ей в этом.
Мне говорили, что у меня лицо, подходящее для моего призвания. Мои темные волосы, выраженные брови, четкий подбородок и острый нос придают моей внешности суровый облик. Когда я проповедую, я вижу, что это производит на паству желаемое впечатление. Но когда я смотрю в зеркало, то вижу только вечно хмурое выражение, точно в ответ на внутренние обвинения в слабости.
Лигейя Роун была выше меня, худощавой и жилистой, казалось, что плоть едва покрывает ее кости. Голова ее была полностью выбрита, как и у остальных членов экипажа станции. По сравнению с ними, мои волосы и борода, хотя и не слишком длинные, казались манерным излишеством. Лицо Лигейи, на котором со времени нашей последней встречи появилось еще несколько шрамов от ожогов, было угловатым, с резкими чертами и словно вопросительным выражением. Ее темные глаза будто оценивали все, что представало перед ними, взвешивая его ценность и полезность, и со времени нашей первой встречи моей целью было, чтобы эти глаза не сочли меня недостойным.
Она улыбнулась. Я был готов воевать со всей галактикой ради этой улыбки. К счастью, она не просила меня об этом. Но ее улыбка того стоила. Одно лишь воспоминание о ней давало мне силу надеяться, что есть выход, есть путь помимо того выбора, что стоял передо мной. А еще я почувствовал, что мое сердце словно сжали тисками, ибо знал, что эта надежда тщетна.
- Ты вовремя, - сказала Роун. – Я только что закончила смену. Работа в доках Альфа и Бета продвигается хорошо, а разделка судна в доке Гамма почти завершена.
- Значит, у тебя есть немного времени?
Она кивнула.
- Пойдем в мой кабинет.
Мы снова направились к командному центру. Помещения экипажа располагались вокруг него, кабинеты офицеров были соединены и с мостиком и с жилыми каютами. Кабинет Роун находился с противоположной стороны от дока Дельта, и нам пришлось обойти вокруг командного центра, чтобы добраться до него. Сердце «Лигуриана» было круглым отсеком, в центре которого находился командный трон Хьюзена. Вокруг этого вращающегося кресла располагались основные системы связи и панели управления. Длинные иллюминаторы между дверями в кабинеты офицеров давали обзор всех четырех доков.
Хьюзен кивнул Лигейе, когда мы проходили мимо.
- Крейн прислала сообщение, - сказал он. Ариадна Крейн заведовала утилизацией модулей, которые еще можно было использовать. – Похоже, она нашла что-то интересное.
- Скажите ей, пусть доставит это в док Гамма.
Кабинет Лигейи Роун был весьма небольшим. В нем едва хватало места для простого рабочего стола, представлявшего собой металлическую плиту, прикрепленную к стене слева от входа. Когда мы вдвоем стояли у стола, в кабинете уже было тесно. Но нам это нравилось. Лигейя обняла меня за шею, притянула к себе, и мы поцеловались. Я крепко прижал ее к себе, впитывая ее силу, словно она могла поддержать меня в будущем. Теплота и мягкость ее губ заставили забыть об остальном мире. Игра наших языков была сначала нежной, потом все более настойчивой, словно открывавшей заново нечто давно знакомое, и то, чего так не хватало.
Мы целовались с неистовой страстью всепоглощающего желания быть вместе. И когда мы прекратили поцелуй, я едва смог отпустить ее. Все, чего я хотел – обнимать ее и быть в ее объятиях, чувствовать, как требования будущего испаряются перед радостью настоящего, словно застывшей во времени. Но поддаться этому соблазну было бы нечестно. Это значило бы, что я думаю только о своих желаниях. Это сделало бы мою любовь к ней поверхностной, пошлой, не так ли? А моя любовь такой не была.