Я отшатнулся от двери. Мне хотелось закрыть глаза, но я не мог. Зрелище застывшего ангела прожгло мою душу. Оно лишило меня даже сил закричать, ибо я узрел постыдную пустошь моего ничтожного эгоистичного существования.
Вы знаете, каково это – хотеть закричать и быть не в силах это сделать? Наверное, знаете. Думаю, что именно это у нас общее. Тогда вы отчасти можете понять, что чувствовал я.
Да, вы правы. Мне еще предстояло пережить это снова.
Да, я все еще был наивен – и это верно. Я имел глупость думать, что это худшее, что могло со мной случиться. Что это самая сильная боль.
Трон Святой, как же я ошибался.
- Что значит вы не выпустите его из стазиса? – спросил я.
Хьюзен успокаивающе поднял руку.
- Ситуация сложная, - сказал он.
Мы были в столовой станции, помещении рядом с мостиком, в котором стоял стол, достаточно большой, чтобы за него могли сесть четыре офицера. Лигейя и Мейсер были в доке Гамма. Хьюзен и Крейн ели переработанные пайки, состоявшие из серого супа и серого куска протеина. Я пришел сюда в поисках Хьюзена после того, что сказал мне Мейсер. Он сумел как-то подключиться к кабелям, питающим стазисное поле, и хотя источник энергии был скрыт где-то в обломках, Мейсер до некоторой степени мог управлять им.
- Значит, вы отключите его? – спросил я.
- Нет, я стабилизирую его, - ответил Мейсер. И когда я начал кричать, он направил меня к Хьюзену, потому что выполнял его приказ.
- Что значит сложная? – спросил я Хьюзена. - Нет ничего проще. Это один из ангелов Императора! Наш долг – освободить его.
- Освободить? – повторила Крейн.
- А разве нет?
- Что ты знаешь о физиологии космодесантников? – спросил Хьюзен.
- Ничего. А что?
- А то, что я тоже ничего о ней не знаю. А как думаешь, почему он в стазисе?
- Не знаю, - признался я.
- Да, не знаешь, - усмехнулся Хьюзен. – И никто из нас не знает.
- Это явно не стазис-камера, - сказала Крейн.
Хьюзен кивнул.
- Что еще больше все усложняет. Он попал туда сам, или его поместил в стазис кто-то другой, намеренно или нет? Или это произошло случайно, в результате повреждений корабля? И что случится с ним, если мы отключим поле? Что если он сейчас на грани смерти? Освик, у меня нет ответов ни на один из этих вопросов. Ты готов принять ответственность за его смерть, если мы сделаем неправильный выбор?
Я помедлил и вздохнул.
- Если я должен…
Хьюзен поднял руку, прерывая меня.
- Это был риторический вопрос. Ты не можешь принять ответственность потому, что у тебя нет полномочий на это. А у меня есть. И я говорю, что ситуация слишком сложная.
Я повернулся к Крейн, безмолвно умоляя ее о помощи. Она зачерпнула вилкой желеобразный протеин и покачала головой.
- Но что тогда? – спросил я Хьюзена. – Вы будете держать его там неизвестно сколько?
-Я послал сообщение о нашей находке. Мы будем ждать приказов и не станем делать ничего до их получения.
Я фыркнул. На станции «Лигуриан» не было астропатов. Пройдет несколько дней, прежде чем сообщение Хьюзена по вокс-связи будет получено на Тромосе Прайм. В системе нет орденов космодесанта. Придется послать астропатическое сообщение с Тромоса Прайм, и еще вопрос, знает ли хоть кто-то на планете куда и кому его посылать. А после этого надо ждать ответа, если он вообще когда-нибудь придет. Связь утилизационной станции с остальной системой была медленной и ненадежной. Станция создавалась, чтобы быть самодостаточной, и имела мало необходимости в связи с внешним миром, кроме кораблей поблизости. Пройдут недели, прежде чем мы получим ответ.
- И до тех пор мы не будем ничего делать?
- Нет, - сказал Хьюзен. – До тех пор мы будем работать.
Он многозначительно посмотрел на меня.
- У всех нас здесь много дел.
Я был в каюте Лигейи Роун, сидя рядом с ней на ее койке. Наступил конец смены, на станции прошел полный суточный цикл с момента нашей находки. Со времени моего прибытия это была первая возможность для нас провести несколько часов вместе. Она выключила почти все люмены, и слабый свет, проникавший из ее кабинета, погружал каюту в тусклые сумерки.
Лигейя погладила мою щеку, и я потянулся к ней с такой мучительной страстью, что она это заметила и взяла меня за руку.
- Ты страдаешь, - сказала она.
- Прости, - вздохнул я. – Я все время думаю, что, может быть, мы вместе в последний раз.