Космодесантник смотрел на источник своего экстаза. Я проследил за его взглядом, но там была лишь пустота.
- Ты чувствуешь истину. Ты есть истина. Ты не научишь меня ей? Если я смог чувствовать то, что чувствуешь ты, я буду знать свой путь. Я приму свою судьбу…
Я замолчал, не в силах произнести ложь.
- Нет, - сказал я. – Мы оба знаем, что это не так. Это не то, для чего я был создан. И я не понимаю. Я не понимаю, как Имперское Кредо может быть истиной, но при этом чувствую, что это ложь.
Я почти ожидал, что неподвижный сервитор вдруг оживет и набросится на меня. Застывшее воплощение экстаза словно осуждало меня, и во мне поднялось негодование.
- Я не хотел такой судьбы. Я не просил о ней. Что хорошего в истине, если она приносит мне лишь боль? И если я улечу, что хорошего я сделаю, если буду ненавидеть каждое мгновение своего существования? Если я ненавижу свои обязанности, я принесу больше вреда, чем пользы, исполняя их. Будет лучше отпустить меня, - я помолчал. – Мы оба должны быть свободны.
Я выпрямился, пытаясь создать иллюзию, что я твердо намерен настоять на своем.
- Если ты не можешь научить меня, так не суди! – закричал я, указывая на космодесантника. Мой голос колебался вместе с моей уверенностью, я пытался не отводить взгляда от лица космодесантника, взиравшего, казалось, на нечто божественное. Но гнев мой по-прежнему был силен.
- Тебе легко не сомневаться. Ты вне времени, - я вздохнул. – Твое настоящее вечно, и сомнений в будущем просто не может быть.
Я выплюнул эту фразу с такой горечью, что, казалось, она может растворить камень. Я хотел указать на космодесантника и спросить Лигейю, не хочет ли она быть похожей на него, так держась за настоящее.
- Здесь не за что держаться! – закричал я, обращаясь к отсутствующей женщине и глухому космодесантнику. – Настоящее кончается, едва начавшись. Если нет будущего, то что толку в настоящем?
И снова никакого ответа, лишь этот обвиняющий самодовольный бесконечный экстаз.
Моя голова кружилась от злости и отвращения к себе.
- Сможет ли твоя радость выдержать испытание временем, - прошептал я. – Посмотрим, останешься ли ты столь же безупречным.
Свою боль и сомнения я проецировал на космодесантника. Я уже тогда знал, что делаю. Но боль, которую я чувствовал, была слишком сильна.
Я сделал то, что сделал, из-за боли. Галактика демонстрировала мне, насколько она несправедлива. Кто бы не возмутился? Я всего лишь человек.
Это не был худший выбор, который я сделал. Не был он и самым трудным. Возможно, он должен был бы стать самым трудным, но не стал им. И в действительности я не думаю, что вы бы сделали лучший выбор, если бы оказались на моем месте.
- Ты должен встретить испытание временем, - сказал я космодесантнику.
Я повернулся к пульту управления стазисным полем. Сначала он показался мне сложным, потому что я полный дилетант в том, что касается машин. На нем было много приборов, светившиеся на них руны ничего мне не говорили. Изучив немного громоздкое устройство, я пришел к выводу, что показания приборов не имеют особого значения. Они, вероятно, контролировали стабильность стазисного поля и подключение к источнику энергии. Два больших зонда-датчика с задней стороны пульта были подключены к кабелю, который открыли сервиторы, прорезав переборку у входа в отсек.
- Это неважно, и это, и это тоже, - прошептал я, глядя на порты для мехадендритов и несколько переключателей, которые, вероятно, должны были передавать команды сервиторам в случае необходимости. Самым важным, похоже, был тяжелый рычаг сбоку. Мейсер должен был использовать что-то, чтобы включить эту машину. И даже если ее включал не этот рычаг, он, несомненно, все равно был нужен для чего-то важного.
И то, для чего он был нужен, значило для меня очень много.
Я повернул его прежде, чем успел передумать.
Руны на приборах вспыхнули красным. Предупреждающе взвыли сирены. Сервитор дернулся, словно получив удар, вырвал мехадендрит из пульта, и пошел вперед, столкнувшись со стазисным полем. Он пытался идти дальше, но словно невидимая стена не пускала его, и сервитор бесцельно топтался на месте.
Из кабеля, питающего стазисное поле, вырвалась синяя молния, ослепительно сверкнув, и я едва успел увернуться. Стазисное поле замигало. Потом кабель взорвался. Его кусок оторвался от стены, словно разъяренная змея, и, ударившись о пульт Мейсера, отбросил его к другой стене туннеля. Из него по разрушенной палубе вырвался ревущий поток энергии, устремившись по туннелю, и погас.
Стазисное поле еще раз мигнуло и отключилось. Взрыв в отсеке, который оно остановило, теперь продолжался. Осколки врезались в стены и с воем пронеслись над моей головой. Обломки алтаря рухнули на палубу. А космодесантник завершил свой акт поклонения.