Я стоял в сырой нише, слушая, как дождь стучит по листу металла над головой. По траншее медленно двигались смутные серые силуэты. Противник прекратил обстрел. Его артиллерия всегда прекращала огонь, когда начинался дождь. Я думал, что погодные условия, вероятно, как-то влияют на их системы наведения. Возможно, дождь был более токсичен для них, чем для нас. Есть много видов ксеносов, плохо выдерживающих условия, которые человек переносит достаточно легко. Война здесь подтвердила по крайней мере это. Наши орудия где-то в тылу не прекращали огонь.
Тусклые оранжевые вспышки сверкнули на бруствере траншеи. Прошли уже дни – вероятно, недели – с тех пор, как я последний раз осмеливался выглянуть за бруствер и посмотреть на опустошенную землю, лежавшую между нашими и вражескими позициями. Снайперы противника отлично умели маскироваться и часто подползали близко. Мы потеряли почти сотню человек, прежде чем выучили этот урок. Для защиты от снайперов служили щиты на брустверах. Но даже они не всегда спасали. Тела убитых, варившиеся в грязевом «супе» были наглядным тому подтверждением.
Что-то стукнуло по моему сапогу. Из стены убежища вывалился обломок кости, с него свисал проржавевший солдатский жетон. Он напомнил мне о медальоне в моем кармане, и я вытащил его. Медальон был маленьким и выполнен в незнакомом мне стиле. Он явно открывался, но я не мог найти замок. Проведя пальцами по круглой поверхности медальона, я снова подумал о его бывшем владельце. О его глазах, глядевших в никуда.
Ярко-синие глаза. Это было необычно.
Я все еще не мог вспомнить его имя. Это было неудивительно. Мои мысли продолжали возвращаться к его глазам. Они тревожили меня. Возможно, напоминали мне о чем-то еще.
Кто-то кашлянул. Я ощутил резкий запах курительных наркотиков и обернулся.
В убежище был кто-то еще. Сначала я его не заметил. Он присел в дальнем углу, поверх формы на нем был тяжелый брезентовый дождевик. Невозможно было определить, мужчина это или женщина. В полку служили те и другие. Со времени нашего прибытия сюда я привлек к ответственности многих солдат обоих полов по обвинению в незаконных связях.
Чтобы закурить наркотическую сигарету, он сдвинул свой респиратор со рта. Глаза под защитными линзами уставились на меня, и на мгновение я едва не рассмеялся над нелепостью ситуации.
- Почему не на посту? – спросил я, засунув медальон в карман. Я не знал, видел ли солдат, как я пытался открыть медальон, и не знал, почему меня беспокоило, что он мог это увидеть.
- Я на посту, комиссар, - ответил солдат. Голос был мужской. Солдат указал на противоположную сторону траншеи. Там на стрелковой ступени лежал лазган. – Просто хотел укрыться от дождя.
Он говорил на низком готике с варварским акцентом, раздражавшим мой слух. Полк формировался в какой-то захолустной системе, в основном из жителей аграрных миров. Я подозревал, что это одна из причин, почему дисциплина в полку так плоха.
- Ты оставил свое оружие под дождем, - я посмотрел на него. – Наказание – двенадцать часов дежурства.
Дождь начал ослабевать, его стук утихал. Солдат медленно поднялся. Неохотно. Я знал таких. Лодырь и бездельник. Такой становится солдатом только в присутствии офицера или сержанта.
- Кроме того, курение на посту запрещено. Наказание – шесть часов дежурства.
- Я на посту уже восемнадцать часов, - тихо сказал он.
Он спорил со мной. Такое бывало, хотя последний раз нечто подобное случалось несколько недель назад. Неподчинение наказывалось смертью. Мое сердце забилось быстрее, во рту пересохло.
- Значит, ты уже привык к этому, - произнес я бесстрастным голосом. Я не хотел, чтобы меня потом обвинили в провокации, если здесь окажутся свидетели.
Эта мысль заставила меня оглянуться. И моя невнимательность едва не стоила мне жизни.
Я и сейчас не знаю, действовал он преднамеренно или под влиянием испуга. Когда кончился дождь, вражеская артиллерия возобновила огонь. Грохот орудий противника расколол воздух. Где-то в стороне участок траншеи обрушился, и что-то взорвалось. Вся линия траншей содрогнулась, и грязевой суп снова начал закипать под нашими ногами.
Убежище вдруг сжалось вокруг нас. Это было внезапно – быстрее, чем я когда-либо видел. В одно мгновение я еще смотрел на солдата, в следующую секунду мы столкнулись, и грязь вскипела вокруг нас. Лавина грязи ударила меня в спину, по голове и плечам. Я пошатнулся - и он был здесь, и что-то блеснуло в его руке.