– Просто изнасилуйте меня, и делу конец. – Странно, что этот скот еще до сих пор на нее не запрыгнул. – Я уже связана. Вам осталось лишь завершить все остальное.
Он прислонился к столбику кровати и скрестил руки на груди.
– Это не та сделка, которую я желаю с тобой заключить.
– А я вообще не хочу заключать с вами никаких сделок!
– Но ты же хочешь, чтобы я снял с тебя кандалы? И ты хочешь, чтобы твоя семья осталась жива.
Она разозлилась – ведь он говорил правду и пока ничего не предпринимал. Если бы он сразу же швырнул ее на постель, она смогла бы сопротивляться. А он, видимо, все рассчитал, а это распаляло ее все больше и больше.
– Мне нужна твоя действенная поддержка в деле установления здесь мира и порядка.
– Вот как? Разве мужчины знают, что такое мир? Они думают лишь о войне.
– В данный момент я не думаю о войне.
Она оглядела его идеальное лицо, мощные бицепсы под камзолом, твердое бедро, которым он опирался на матрас. Его спокойствие приводили ее в ярость. Если он ждет, что она сама предложит ему себя, ему придется ждать всю ночь.
– Мы женаты. Церковь подтвердит, что я принадлежу вам, так что это не будет считаться насилием, – выпалила она, рассердившись, что сказала правду.
– Принимаю твою точку зрения.
Он поднял бровь, и она вдруг испугалась, что он начнет прямо сейчас. Более мягкий подход, наверное, будет благоразумнее, решила она.
– Почему бы вам не выбрать женщину, которая охотно удовлетворит ваши потребности вместо меня? – разумно предложила она.
– Потому что ты моя жена, а с другой женщиной это будет адюльтер.
– Но я клянусь, что не буду возражать.
Уголки его губ приподнялись в улыбке. Ему, очевидно, нравилась эта дискуссия. Негодяй.
– Связь с ними не будет считаться осуществлением брачных отношений, – возразил он.
– Если вам так важно подтверждение, можно испачкать простыни кровью цыпленка.
Он поднял руку, останавливая ее:
– Успокойся, Бренна. Здесь не будет никакой цыплячьей крови. Только мы с тобой можем подтвердить наш союз. Кроме того, я хочу детей.
Детей!
– Этого еще не хватало.
В горле у Бренны застрял комок. Рухнула ее спокойная жизнь монахини. Она вдруг представила себя с большим животом, как у Мейрионы, а потом матроной, окруженной выводком сопливых малышей.
Она оглядела комнату, пытаясь сосредоточить свое внимание на письменном столе, на окне, на чем угодно, но только не на кровати. Осуществление брачных отношений уже само по себе плохо. Но дети?
– Я не жеребая кобыла.
– Женщины любят детей.
– Но только не я.
Дети были олицетворением долга и заботы. Петля ответственности, которая погубит ее искусство. Епископ Хамфри уже отказался повесить ее картины в городском кафедральном соборе только потому, что она женщина. Он бранил ее за то, что она занимается живописью вместо того, чтобы выйти замуж, остаться дома и создать семью. Но она не хотела иметь детей.
– Мне нужен наследник.
Она была зла на свою семью и на себя за то, что не смогла убить его. Она, конечно, знала, что может забеременеть сразу же после первой близости, но это вряд ли произойдет. Одному Богу известно, сколько им придется совокупляться, чтобы она забеременела.
– Нет.
Он удивленно хмыкнул:
– Что тебе известно об отношениях между мужчиной и женщиной?
Она пожала плечами, удивившись тому, какой оборот принял их разговор и почему он вообще поменял тему.
– Обычные вещи.
– И что это за обычные вещи?
Если он намерен запугать ее откровенным разговором, ему это не удастся. У нее уже, были дискуссии на эту тему с братом Гиффардом, которому она продала свои миниатюры. Ее не пугали разговоры об акте или о том, как его надо изображать на картине. Но ее страшно пугала мысль, что ей на самом деле когда-либо придется совершить этот акт, главное – какие могут быть последствия.
– Женщина расставляет ноги, а мужчина проталкивает свою плоть внутрь ее, – сказала она, решив противопоставить свою прямоту его ничем не прикрытой грубости.
– Понятно. Значит, ты знаешь, что следует ожидать?
Его загадочная манера вести разговор была подозрительна. Почему он хочет казаться таким уверенным? Она знает, как совершается этот акт, не хуже его. Она уже много лет изображала его на своих миниатюрах.
– Конечно. Я же не дурочка.
Он погладил подбородок, будто размышляя о том, какой еще задать ей вопрос, а она поняла, что ее бесцеремонность лишь осложняет ситуацию. Чтобы взять ее под контроль, следует рассуждать более логично.
– Я поняла, что вы от меня ждете, милорд, – как можно спокойнее сказала Бренна.
Его глаза стали похожи на два тлеющих уголька из самых глубин ада.
– Нет, миледи. Мне кажется, вы меня совсем не понимаете. Мне нужна покорная жена, охотно выполняющая мои желания.
– Я не стану больше сопротивляться, если вы это имеете в виду. – Она подняла руку и потрясла цепью. – Я не могла бы этого сделать, как бы мне этого ни хотелось.
Если бы она знала, что это ей поможет, она стала бы колотить в дверь и звать на помощь. Но она понимала, что это бесполезно.
Не меняя своей позы, он улыбнулся. Это была зловещая улыбка.
Но идеальная.
Его зубы были большими и белыми… только два передних зуба немного заходили один на другой. Совсем немного, недостаточно, чтобы придать теплоты его внешности и сделать его более человечным, даже похожим на мальчишку, а не на холодного красавца.
Улыбка делала его человеком. Эти два зуба были первым недостатком, который она углядела в его безупречной внешности. Их нельзя было разгладить наподобие того, как слуги разглаживали его одежду. Если бы она увидела его улыбку в день свадьбы, она не смогла бы воспользоваться кинжалом. Его улыбка была обворожительна. Она обезоруживала и была почти приятной.
Бренна тряхнула головой, чтобы вернуться к прежней ситуации. Ничего в этом человеке не было приятным. Особенно если он собирается насиловать ее до тех пор, пока она не забеременеет его щенком. Надо срочно придумать план и повернуть все в свою пользу.
А он между тем продолжал:
– Миледи, я хочу гораздо большего, чем просто отсутствие необходимости заставлять вас. Мне нужна сделка.
– Сделка?
Это звучало ужасающе. Особенно если это касалось появления его наследников. Какую бы он ни навязал ей сделку, детей у нее не будет. Про себя она поклялась, что поговорит с Аделью и кем-нибудь из служанок о том, как предупредить беременность до тех пор, пока она сможет убежать.
– Я хочу иметь возможность свободно передвигаться, не опасаясь следующего нападения из-за угла. Я меняю жизнь вашего отца и ваших сестер на вашу клятву, что вы больше никогда не предпримете попыток убить меня. Мне нужна тихая, спокойная семейная жизнь, – он понизил голос, – а она связана со спальней.
– Я бы никогда не согласилась на спокойный брак. Мой язык часто меня подводит.
– В таком случае тебе придется научиться его сдерживать – ради своей семьи.
Еще одна угроза. Она стиснула зубы.
– Это сделка дьявола. Моя семья не заслуживает моей заботы о ней.
Он пожал плечами. И' даже этот жест казался точно рассчитанным. Одновременно пугающим и возбуждающим.
– Беспокойство за семью редко связано с тем, заслуживает она его или нет. Но именно это предложила ваша сестра взамен вашей жизни – полную покорность в моей постели.
В ее воображении вдруг вспыхнул ее собственный образ – какой она будет через двадцать лет. Она все еще будет в кандалах, но сгорбленной от того, что будет постоянно кланяться, потакая каждому его капризу. Ее пальцы огрубеют от ежедневной домашней работы – и все это ради того, чтобы спасти отца и сестер, которым не было до нее никакого дела. Они на целый год заперли ее в башне и втянули в глупый заговор против королевского Покорителя.
– Я… я не могу этого сделать, – запинаясь, сказала она. Он, видимо, уловил ее взгляд, и тон его немного смягчился.