О Всевышний, как же прекрасна была эта женщина! Ее соски выделялись под корсажем платья, словно маленькие твердые горошины. Уоллингфорд наслаждался тем, как постепенно набухает от удовольствия грудь Джейн — точно так же, как плоть между его ногами, которая уже выросла до внушительных размеров. С каким блаженством он бы погрузил сейчас в нее эту плоть, упиваясь ее пылающим телом!
— Какие великолепные груди! — тоном знатока произнес граф. — Я думал о них всю прошлую неделю, едва ли не каждую минуту! Вы и представить себе не можете, насколько захватили мои мысли! — Нежно коснувшись бюста Джейн, он тихо добавил: — Я хочу написать вас обнаженной, придерживающей руками свои груди. Я мечтаю написать их набухшими от желания — такими, какие они сейчас.
Джейн извивалась под ласками Мэтью. Его ствол был сейчас не столько твердым и разбухшим, сколько болезненным, словно его поймали в ловушку под брюками. Граф хотел, чтобы она снова ласкала фаллос своей рукой — не со всей силой страсти, а легко, дразняще. Он желал медленно, с наслаждением ощущать приближение оргазма и снова извергнуться в ее руку, как той памятной ночью. Мэтью мечтал, достигнув пика блаженства, тихо лежать рядом с Джейн.
— Мне бы хотелось доставить вам удовольствие. И, клянусь всеми святыми, я это сделаю! — простонал он, осыпая поцелуями нежную кожу ее грудей, выбившихся из лифа платья. Рука графа скользнула под юбку Джейн, его ладонь медленно, чувственно заскользила по одетой в чулок ноге.
— Я хочу попробовать ваш вкус, Джейн, почувствовать, как ваше лоно будет сочиться под моими пальцами. Я хочу, чтобы вы выкрикивали мое имя, царапали мою спину, пока я буду доводить вас до блаженства своими губами.
Опять начав задыхаться, Джейн крепко ухватилась за пиджак Мэтью. Словно не замечая ее волнения, граф пробежал пальцами по крепкому, сильному бедру. Джейн была сбита с толку, даже шокирована откровенными замечаниями Уоллингфорда, и тот вдруг осознал, как сильно возбуждают его эти неопытность и простодушие. Мэтью откинул Джейн на скамью, теперь ее спина прижималась к стене кареты, а ноги оказались поверх бедер возлюбленного.
Ах, как же граф желал избавить Джейн от неискушенности, обучить ее мастерству чувственных удовольствий! Мэтью мечтал, чтобы она вкусила прелести страсти, узнала об этом блаженстве именно от него! Отпустив плечо возлюбленного, Джейн положила руку на низ живота. Граф накрыл ее кисть ладонью и принялся мягко и плавно поглаживать.
— Вы жаждете этого, Джейн?
Зубы медсестры стучали, все ее тело дрожало, но по–прежнему не от холода — от пыла желания. Их соединенные ладони скользили все ниже и ниже — к самой середине ее бедер, пока наконец не оказались зажатыми ими, словно тисками.
— Вы чувствуете? — спросил Мэтью. — Тогда освободитесь от этого напряжения, Джейн, — ободрил он. Убрав свою руку, Уоллингфорд почувствовал, а заодно и услышал, как маленькая ладонь любимой задвигалась между ее бедрами. Дыхание Джейн сбилось, и она издала невнятный звук, невероятно возбудивший Мэтью. — Я весь горю, Джейн.
Язык графа скользнул в ложбинку ее грудей, а большой палец принялся ласкать ее сосок. Джейн тихо застонала в такт движениям губ любимого, а он, дотронувшись своим наполненным пульсирующим стержнем до мягкой поверхности ее бедер, принялся ласкать ее тело поверх платья.
Как же Мэтью хотел оказаться между бедрами Джейн, такими мягкими, податливыми и желанными! Граф хотел быть внутри возлюбленной, чувствовать, как его клинок входит в ее ножны, как ее лоно обхватывает его ствол с каждым мощным толчком.
Мэтью пододвинулся к Джейн, и она вскрикнула, потрясенная, встревоженная, напуганная размерами его достоинства. Бедняжка попыталась отодвинуться от любимого, но тот потянулся вперед и крепко прижался к ней, буквально вдавив в стену кареты.
Джейн снова стала задыхаться, ее пальцы, до этого момента нежно гладившие волосы Мэтью, вцепились в его роскошную шевелюру — это было даже болезненно. «Нет, она не напугана, — с облегчением пронеслось в голове графа. — Она трепещет от волнения и страсти».
— Мэтью, — едва могла выговорить Джейн, улучив мгновение между обжигающими поцелуями, — я хочу этого, я вся горю от желания и сладкой боли!
— Я излечу эту боль, Джейн, — пообещал Мэтью. Он пытался развязать ленты позади ее платья, но в спешке движения получались неловкими, неуклюжими. Мэтью изо всех сил сражался с одеждой возлюбленной — ему хотелось прикасаться к ней, обнаженной, чувствовать ее, пробовать на вкус… Наконец Мэтью удалось справиться с корсетом, и он отделил пикантную деталь туалета от тела Джейн. Она оперлась о стену, выгнув шею и соблазнительно выставив вперед груди.