Друг подошел к креслу, пристально вглядываясь в мерцающий монитор. Я осознавал, что это была моя ошибка — оставить всё на произвол судьбы, когда следовало дождаться прибытия охраны. Но импульс завладел мной, и я торопился решить всё в кратчайшие сроки.
— Смотри внимательно, — одна из домработниц, приближаясь к девушке с иглой в руке. Тонкий укол в шею — и она медленно повалилась на пол. — Полагаю, она уже сбежала.
— Спроси у наших, где в последний раз видели эту мразь. Пусть наши службы проверят всех, кто работает в доме.
Она такая крошечная, хрупкая, словно беззащитный котенок. В её глазах нет ни ужаса, ни страха, лишь бездонное непонимание.
Мэтт отдал чёткий приказ собрать весь персонал в гостиной и приступил к допросу.
Я вновь, уже в сотый раз, погружаюсь в видеозапись. Никаких машин, ничего. Как, черт возьми, её вывезли за пределы дома? Переключаюсь на запись с другой камеры — и снова пустота, словно надежда тает на глазах. Неужели она может оставаться здесь?
Выйдя за пределы дома, я обошел периметр, тщательно проверяя все слепые зоны. И о чудо! Я, наконец, нахожу одну скрытую точку. Рядом не было следов машин, только двух пар ног.
— Алистар, тут пиздец, беги сюда, — раздается в телефоне.
Переступаю порог дома, в голове бурно крутятся мысли, пытаясь осмыслить, что еще свалилось на мои плечи. В винной комнате на первом этаже, словно зловещая тень, покоится тело той самой горничной.
— Пуля в лоб, элегантный способ лишить свидетелей дара речи.
— Сука, — ору на весь дом, — я тоже кое-что нашел, за домом есть слепая зона и две пары ботинок.
Глава 17. Боль
Рина (Анна).
— Зачем мы тут, дядя? Что тебе нужно от нас? — Он совсем не изменился, разве только взгляд полон ненависти.
— Зачем? Ты должна была сдохнуть ещё в день поминок, но ты на редкость оказалась живучей тварью, — голос пропитан ядом, руки сжимаются в кулаки, — ты хоть понимаешь, что стоит на кону? Какие люди за мной?
— Ты псих, — мой голос срывается в крик. Подобно пантере, он стремительно подлетает ко мне и изо всех сил ударяет по лицу. Я прикусываю губу, чтобы подавить крик. Его глаза горят ненавистью, а на губах появляется зловещая усмешка. — Ты не представляешь, что я с тобой сделаю, — шепчет он, и я чувствую, как холод страха пробегает по моей спине.
— Рина, не раздражай его, — хрипит отец.
— Сначала ты, я хочу, чтобы эта тварь видела твои мучения, а потом я разберусь с этой мелкой дрянью, — в комнату входит громила. Высокий, накачанный, с пустотой в голове, равной той, что в его взгляде. Сразу понимаю, что он подобен ручному псу, предназначенному для выполнения грязной работы.
— Не думай, что ты всемогущ, — перебивает его отец, вдруг ощущаю в нем подавленное мужество. В глазах отца горит искра, но он слишком слаб, чтобы разжечь пламя.
— Развлекайся, — холодно бросил он громиле, и зловещая улыбка расползлась по его лицу, словно тень над угасающей жизнью.
Громила, не медля, наносил удары раз за разом, его рука, подобно молоту, обрушивалась на лицо.
— Нет, не смей его трогать, — дергаюсь, в руки впивается холодный металл.
Удар последовал снова, затем ещё, и ещё — удары сыпались, как град, калеча не только плоть, но и душу. Лицо отца раскрывало ужас, образы превращались в кровавое месиво. Я была как парализованная, мой разум на мгновение замер в пустоте гнева.
— Отпусти его, урод! — вновь прогремел мой крик. Я чувствовала, как рвущаяся злость заполняла моё существо, однако, цепи беспомощности не давали мне свободы.
— Хватит, пора подготовить девчонку к посланию Алистару, — произнес дядя, и в его голосе прозвучало такое зловещее предощущение, что стало ясно: уйти отсюда живой мне не суждено.
Этот самый вместе с моим бывшим отковали меня от батареи, кто-то внес второй стул в помещение. Меня усадили на него, приковав ноги и руки.
— Хорошая девочка, — сказал Раян, и его усмешка, некогда вызвавшая восторг, теперь лишь отпечатывалась неприятным комком в горле. — Ты пожалеешь, что согласилась на защиту щенка Алистара.
— Отвяжи меня, и пожалеешь об этом, — прошипела в ярости, не ожидая от себя такого смелого поступка, плюнула ему в нахальную рожу.
— Ах ты дрянь, — прошипел парень, вытирая лицо, и тут же замахнулся, рука его сверкнула в воздухе. Боль, как огонь, пронзила мою щеку.
Алистар, если ты нас спасешь, я буду самой послушной девочкой.
Здоровяк включил телефон, и раздался характерный сигнал, возвещающий о начале записи. Дядя кивнул Раяну, и тот, с садистской улыбкой на губах, ударил меня во второй раз. В глазах помутнело, в ушах зазвучал гул — я закусила губу, решив не выдавать свою боль.