И лишь в конце 1926 года ему удалось пробиться в тот мир, о котором он всю жизнь мечтал. Это произошло главным образом благодаря счастливой случайности, а именно встрече со Стивеном Тенантом, красавцем-эстетом с внешностью Адониса и весьма изобретательным молодым человеком. Настойчивость, с какой Сесиль сам добивался для себя признания, не ускользнула от внимания Стивена и его окружения — им было прекрасно известно, кто такой Битон, и они с радостью приняли его в свой крут. В некотором роде он стал для них новой забавой. Вскоре каждая молодая шикарная лондонская дама желала получить сделанный Сесилем портрет, а «Вог» был только рад поместить эти творения на своих страницах. Сесиль нажил себе еще более весомый капитал на своем успехе, устраивая всевозможные выставки. Когда Битон почувствовал, что Лондон уже лежит у его ног, то решил, что пора отправиться на покорение Нового Света.
Мерседес впервые познакомилась с Сесилем Битоном в Нью-Йорке 13 декабря 1928 года на вечеринке, устроенной Мюриэл Дрейпер, на которой собрались «несколько лесбиянок и одаренных молодых людей». Мерседес ушла с вечеринки в обществе Битона, а через два дня взяла его с собой на выставку скульптур своей подруги Мальвины Хоффман. Поначалу Сесиль упирался:
«Я бы не сказал, что она мне уж очень понравилась, и у меня не было ни малейшего желания смотреть выставку ее подруги. Однако, когда я как следует разглядел Мерседес де Акосту, я был весьма польщен и пришел в восторг: я обнаружил, что она добрый и умный друг и советчик, без малейших проявлений наигранности и аффектации. Она — весьма дружелюбное создание, благодаря ей я впервые разглядел Большой Центральный вокзал и был просто потрясен!»
Выставка Сесилю не понравилась. «Большинство работ казались вымученными и слабыми, но среди них нашлась пара замечательных бронзовых африканских голов, которые были выполнены поистине прекрасно».
Мерседес пригласила Сесиля домой и весьма удивила его своим признанием, что Осберт Ситвелл гомосексуалист.
К концу чаепития, как позднее вспоминал Битон, «Мерседес была очаровательна, без умолку болтая своим хрипловатым голосом. Было в ней нечто мужеподобное, однако она была очаровательна, добра, умна, интересна, и я знал, что в Нью-Йорке она станет одним из моих близких друзей».
Так оно и вышло, ибо на следующий день Мерседес пригласила Сесиля присоединиться к ней за обедом у Мюриэл Дрейпер, после чего он пригласил ее посмотреть его работы.
«Это был замечательный вечер, и Мерседес очаровала меня своим неподдельным энтузиазмом. Я ужасно восхищен ею, ее серьезностью и энтузиазмом. А еще я пришел в восторг, что ей сильно понравились многие мои работы. К тому же она весьма тонкий критик. Она такая очаровательная, подвижная и живая, и чем-то напоминает птицу. Она не боится противоречить мне. Она никогда не опускается до лести. Есть в ней нечто детское. После того как я показал ей фотографии и небольшие живописные работы, мы сидели и курили, и разговаривали, а часы все тикали на протяжении нескольких часов, и я открывал для себя в Мерседес все новое и новое.
Ей присущ потрясающий энтузиазм, она потрясающий друг, и я люблю ее за то, что она не побоялась сказать мне: «О да, он написал мне великолепное письмо, расчудесное письмо, говоря, что я его друг, что он еще ни разу ни с кем не был так счастлив. Он чувствовал, что может доверять мне, что я одарила его большим счастьем и чувством уверенности, нежели кто-либо другой». Она восторженно отзывалась о своей работе, о пьесе, которая наверняка вот-вот появится на подмостках и, по ее мнению, будет просто замечательной, а еще ей с этой пьесой не повезло, потому что она написала ее для Дузе, которую, по ее словам, «боготворила, как никого другого, и сама Дузе была от пьесы без ума и уже приготовилась сыграть в ней, но вскоре умерла, и мне пришлось временно отложить ее и ждать, пока не появится достойная исполнительница». И вот теперь, судя по всему, она нашла эту достойную исполнительницу в пьесе, в которой впервые затрагивается судьба Марии после распятия Христа, — ей уготован либо ужасный провал, либо триумфальный успех. Эта забавная, худая, маленькая женщина с крючковатым носом продолжала свою резкую порывистую речь допоздна. Мы оба валились с ног от усталости, и хотя мне не хотелось торопить момент расставания, я был несказанно счастлив наконец-то оказаться в постели, вытянуть онемевшие члены и расслабиться».
По воспоминаниям Мерседес, Сесиль был в ту пору «ужасно худощавым и стройным. Он чем-то напоминал покачивающуюся на ветру тростинку или иву, отчего создавалось впечатление какой-то особой хрупкости… Сесиль и несколько других молодых людей довели эту моду едва ли не до произведения искусства». Мерседес до конца своих дней оставалась дружна с Сесилем. Вот как она отзывается о нем: