На это Сесиль писал в ответ:
«Мне весьма жаль, что ты продолжаешь страдать из-за того, что она уехала. Но что еще об этом сказать — за исключением того, что она такая особенная, что, кто знает, может, это избавит тебя от ненужных душевных мук, если ты сумеешь посмотреть на нее с достаточного расстояния и хорошенько посмеяться над ее странностями. Да, она действительно крепкий орешек, но, как мне кажется, ей во что бы то ни стало хочется поступать себе же самой во вред, чтобы затем и повздыхать и пожалеть. Кто знает, может, она счастлива той жизнью, которую ведет, — она говорит, что ей никогда не бывает скучно, но одному богу известно, приходили ли ей в голову хоть какие-либо мысли. Она отгородилась практически от всего на свете…»
На Рождество Сесилю пришлось пережить немало горестных минут, видя, как медленно угасает его престарелая мать. Она умерла вскорости, Бродчолке, в феврале 1962 года, когда Сесиль уехал в Париж. Смерть той, к кому он на протяжении всей жизни относился с величайшим почтением, надолго погрузила его в уныние.
Новости о Гарбо и встречи с ней стали все более редкими.
«О Грете ничего не слышно, — писал он Мерседес в марте 1962 года. — Я слышал, что она была в Сент-Морице во дворце. Ну кто бы мог подумать. Правда, швейцарский снег куда лучше, чем слякоть Третьей авеню».
Затем в июле от Гарбо неожиданно пришло письмо. Оно было практически ни о чем и, как всегда, полно оправданий. Здоровье ее резко ухудшилось, и она ни с кем не видится. Она сказала Шлее, что в этом году не поедет с ним на Ривьеру, и тот расстроился. Ведь у него, кроме нее, никого нет. Если она приедет в Европу, то они с Сесилем вполне могут встретиться. Гарбо надеялась, хотя, возможно, тщетно, что Сесилю захочется приехать в Калифорнию — в таком случае она тоже могла бы туда приехать.
Сесиль докладывал об этом письме Мерседес: у него нет «никаких вестей от Греты за исключением написанного на машинке письма, датированного 17 июля, когда все ее планы были негативными — как обычно. Полагаю, что она все-таки вернулась к своему Шлее. Мы все встали в девять утра чтобы посмотреть фестиваль старых фильмов на пляже Лидо. «Анна Кристи» — величайшее удовольствие, ничуть не устарел, игра Греты в нем трогает до глубины души. Еще они там показывали отрывки из производившего удручающее впечатление фильма под названием «Вдохновение», в котором у Греты волосы торчат во все стороны, а сама она в каком-то вампирском наряде, но даже и в таком виде она куда утонченнее, что касается вкуса, такта, остроумия, красоты, чем эта безмозглая корова Дитрих, чей фильм «Марокко» и другие также стояли в программе. Горе этой Дитрих. Она еще довольно прилично выглядела крупным планом при верхнем свете, но в остальных ракурсах нам была отлично видна толстая немецкая «хаусфрау» и ее нос картошкой».
И снова последовало долгое молчание, причем не одно. В феврале 1963 года Сесиль на десять месяцев уехал в Голливуд для работы над фильмом «Моя прекрасная леди», за который он впоследствии удостоился двух «Оскаров». Это был для него конструктивный период, хотя и далеко не счастливый. Сесилю не нравилось, что его вынуждают оставаться в Голливуде, и он даже поссорился с Джорджем Кьюкором. В июле он докладывал Мерседес о своих неладах с Гарбо, отправив письма из отеля «Бель-Эйр» в Лос-Анджелесе.