Стиллер снимал и снимал, быстро, бесконечно, за десять лет сорок фильмов! И все это время, по его словам, искал «свою» актрису, ту, которую смог бы переделать под себя и снимать в своих фильмах постоянно. Позже это стало нормой, каждый большой режиссер имел свою актрису или своего актера, переходивших из фильма в фильм. Амплуа актеров не менялось, только антураж у фильмов становился иным.
Хорошо и плохо, наличие своего режиссера, если он талантлив, гарантировало звездный статус и главные роли, но требовало полного подчинения. Становясь звездами, актрисы капризничали, расставались с режиссерами и часто просто гасли после этого. Найти своего режиссера, как и свою актрису, было очень трудно.
Искал и Мориц, но не среди уже светившихся звезд, а среди неумех в надежде звезду зажечь.
Я не искала, мне до звездности было как до неба, научиться бы руки-ноги прятать от камеры и не смущаться…
Очередной фильм по произведению Сельмы Лагерлеф «Сага о Йесте Берлинге» (интересно, помнит ли сейчас этот фильм кто-нибудь кроме тех, кто в нем снимался?) потребовал парочки симпатичных актрис на эпизодические роли. Мне повезло.
Проходить пробы у самого Стиллера!.. Господи, какие пробы, если я начинала заикаться и трястись от одной мысли об этом? Конечно, я все провалила, с позором забыв то, чему учили на студии.
Стиллер хмур и словно чем-то недоволен. Чем – тем, что прислали рослую неуклюжую девицу, больше похожую на юношу с женским лицом? Я с трудом сдержала слезы и не сбежала прямо с проб. Мориц оглядел меня с ног до головы, нахмурившись еще сильней, взгляд остановился на лице, стал задумчивым…
– Покажи что-нибудь на тему болезни.
– Чего?
Нас учили выражать страсть, любовь, отчаянье, даже ледяное спокойствие, но болезнь… Я лихорадочно пыталась вспомнить, какими жестами выражается болезнь по системе Жака-Далькроза. Не припоминалось. Попыталась запрокинуть голову назад в отчаянье, может, сгодится?
Взгляд Стиллера стал откровенно насмешливым:
– Ты больна или решила покончить жизнь самоубийством из-за неудачной любви?
Я смутилась окончательно.
Мэтр встал, подошел ко мне, еще раз внимательно оглядел, от чего я покраснела и едва не разразилась рыданиями, и усмехнулся:
– Похудеть на десяток килограммов.
Меня прорвало, я столько раз пыталась это сделать, и все неудачно!
– Как?!
Он обернулся, недоуменно глядя на такую ненормальную, потом пожал плечами:
– Сиди на воде. Похудеешь, приходи, возьму на роль Элизабет. Только недолго, не то роль займут.
Глядя вслед властному, бесцеремонному Стиллеру, я пыталась осознать. Он готов дать мне роль, но смущает только полнота? Какую роль, Элизабет?! Но ведь это же не эпизод, а весьма заметная роль второго плана! Ради нее можно сесть не на хлеб и воду, а на одну воду.
Мама возмутилась:
– Ты же упадешь. Просто не ешь что попало и когда попало. Посиди на овощном супе.
Десять килограммов я не скинула, но похудела заметно. Действительно питалась овощным супом, бегала и несколько раз в день делала гимнастику. Упитанная Грета Густафсон стала куда тоньше.
Через неделю, глядя на себя в зеркале, я гадала, можно ли уже показываться Стиллеру или стоит еще похудеть. А вдруг он меня вообще забыл? И как к нему явиться? Прийти и сказать, что уже похудела? Вспоминая громкий голос и резкие манеры Стиллера, я робела, как перед экзаменом в школе. Но так и было, мне предстояло держать экзамен на пригодность к будущему. Казалось, если Стиллер меня отвергнет, карьера актрисы закончится, не начавшись. Наверное, так и было бы.
И все равно, как к нему идти? Едва ли рискнула сама, если бы один из помощников Стиллера Эмиль не сообщил:
– Мэтр интересовался, куда ты подевалась.
Я решилась.
Мориц Стиллер мало считался с чувствами тех, с кем работал, на это у него не хватало времени и душевных сил, но никто не был в претензии. Властный, с резкими чертами лица, громким голосом, одетый с иголочки, любитель перстней, булавок с бриллиантами и броских машин, Стиллер был готов работать сутками, чего требовал и от остальных. А еще у него был талант, даже гениальность.
Страшно, очень страшно… Но я все же предстала перед Морицем Стиллером.
Стояла, словно обнаженная, не зная, куда девать большие руки, а еще не расплакаться. Он внимательно оглядел, кивнул и поинтересовался:
– Голова не кружится?
– Что?
При чем здесь голова?
– Ты ела что-нибудь в последние дни или действительно сидела на воде?