Его глаза сузились.
— Я не знаю никого во всем королевстве, кто верил бы в подобные вещи. Народ принимает волю Великой Матери, как свою собственную.
Она сглотнула. Конечно же, он был прав.
— Очевидно же, что ты не принимаешь волю Великой Матери, ведь ты говоришь о своих мечтах, которые выступают за рамки твоей профессии, — возразила она. — Бьюсь об заклад, что и все остальные чувствуют то же самое, но все они слишком напуганы, чтобы открыто говорить об этом.
Он скрестил руки и откинулся на спинку стула со снисходительной улыбкой на устах, будто ему доставляло удовольствием спорить с ней.
— Почему ты думаешь, что они побоялись бы высказать свое мнение?
— Ты говоришь, что народ принимает волю Великой Матери, но Великая Матерь вот уже долгое время не показывала своего лица. Ей все равно, будет ли Тамсин официанткой или швеей, и ей все равно, буду ли я охотницей за головами или ты придворным стражником. Мы сами принимаем эти решения. И мы делаем это либо для себя самих, либо потому что так нам говорят другие, которые считают себя лучше и важнее нас.
— О, и кто же эти, что считают себя лучше и важнее? — спросил он.
Грета закусила губу, слишком поздно вспомнив о том, что разговаривает с одним из королевских стражей.
— Никто, — прохрипела она.
— Должно быть, ты имела в виду короля гоблинов?
Она пожала плечами. Что он сделает с ней, если она выскажет свое мнение вслух? Обвинит ее в измене и запрет в темнице?
Хм, да, конечно. Именно так.
— Ты можешь поделиться со мной своими мыслями, — сказал он. — Ты думаешь, я стану тебя за них осуждать?
— Я действительно ничего о тебе не знаю, — призналась она.
Это то, что ускользало из ее головы каждый раз, как они встречались взглядом.
— Возможно, ты здесь в качестве шпиона по его приказу, чтобы выкорчевать инакомыслие из королевства гоблинов.
— Это было бы довольно сложной миссией для такого, как я, — ответил он насмешливым тоном.
— Почему это?
— Потому что каждый, кто находится здесь, — он наклонился к ней, — уже знает мою личность.
Он был прав. Вместо того чтобы становиться все более шумной в ночное время, как это обычно было, таверна значительно поредела с тех пор, как они завели разговор. А те, кто остался, отодвинулись подальше от их столика.
Гоблин был довольно наблюдателен для такого молодого парня… а он был очень молод, несмотря на ощутимое древнее ярмо обязанностей, покоящееся на его плечах. Ее заинтересовало, был ли он вообще достаточно взрослым, чтобы уже пройти через свое первое Превращение.
Когда в Милене наступало лунное затмение, то она вся становилась безумной зоной, но дети были защищены от этого эффекта, пока не достигали зрелости. Обычно это происходило в восемнадцать лет. Возможно, ему уже было около того.
— Тогда я до сих пор не могу понять, что привело тебя сюда. Если это то место, куда ты приходишь выпивать, тогда я бы уже видела тебя здесь раньше, — сказала она.
Он склонил голову и, казалось, обдумывал свой ответ.
— Признаюсь, я слышал рассказы от придворного казначея о женщине-охотнице за головами, воспитаннице долема Люциуса — и мне стало любопытно.
Она резко вздохнула, ощутив горький привкус страха.
— Обо мне? Любопытно? Вот почему ты здесь? Но почему?
Ее рука скользнула под стол к рукояти меча, а тело напряглось.
Он измерил ее предупреждающим взглядом.
— Потому что долем Люциус — посторонний для королевства гоблинов, у которого нет близких родственников, и у него не получилось обратиться к королю гоблинов за разрешением приютить ребенка из другой провинции.
Такое правило и вправду существовало?
— Ну так, а какое отношение это имеет к тебе? Пусть король призовет долема Люциуса, если пожелает. Почему это вообще должно тебя волновать?
— Разве мне должно быть всё равно на то, что происходит в моём собственном королевстве?
— В твоём королевстве? Твоём королевстве?
Что он такое говорит? Грета посмотрела через весь стол.
Ему хватило порядочности придать своему лицу стыдливое выражение.
— Полагаю, я не должен позволять тебе и дальше пребывать в ложном представлении, — сказал он.
Милена была более формальной, чем мир Греты, но никто не был аж настолько формальным. Боже, она так ошибалась насчёт него.
— И в каком же ложном представлении я нахожусь? — спросила она, едва сдерживая себя, пока ждала его признания.