Грета с досады всплеснула руками — у нее даже не было с собой запасного ключа.
Она обошла дом и очутилась на боковой террасе, откуда на балкон второго этажа вела лестница. Дверь, конечно же, оказалась закрытой. Девушка отодвинула ногой такой же грязный половик, как и у входной двери. Когда-то отец прятал под ним запасные ключи. Видимо, эта привычка осталась в далеком прошлом — ключей в тайнике не оказалось. Грета накинула капюшон и позвонила отцу. Но вместо него услышала автоответчик оператора, сообщивший, что абоненту следует пополнить баланс.
Грета сердитым движением убрала телефон обратно в сумку.
Одно спасение — стены дома перекрывали порывы холодного ветра, а крыша террасы — гадкую морось. Девушка спустилась вниз и юркнула за дом. Там, еще до развода, мама обустроила что-то вроде веранды с плетеным из ротанга диваном, заваленным ставшими невыносимо грязными подушками с кисточками на манер восточных, и креслами. В этом круге разместился такой же плетеный овальный столик, под которым Грета нашла пурпурный восковой мелок из своего старого набора, что она потеряла год назад. На столе в горшке засох чахлый кустик когда-то любимой мамой глоксинии, теперь обреченной отцом на верную смерть — ухаживать за цветами всегда было прерогативой Греты.
Дождь зарядил сильнее. Грета перетащила вещи на заднюю террасу, и расположилась на ротанговом кресле, где паре скучных журналов об автомобилях было суждено скрасить ее ожидание — если отец на деле, он мог вернуться днем, в худшем случае — под вечер, в катастрофическом — никогда. Тревожно кольнуло где-то внутри.
В животе у Греты отчаянно урчало от голода. В кармане она отыскала ириску и принялась ее жевать. Позвонила Суннива, подруга Греты еще с первого курса академии, — спросила, когда у их группы предпросмотр по живописи. Суннива никогда не помнила расписание и волновалась. А еще она поинтересовалась, подала ли Грета работы на конкурс? В этом году их преподаватель живописи на все лето уезжал по приглашению работать в Богров и набирал студентов в помощь.
На первый вопрос Грета ответила, что предпросмотр состоится через два дня, на второй — что у нее еще мало чего готово, и сама ужаснулась от количества предстоящей работы, которую только каторжный труд и чудо помогут закончить за выходные, и покосилась на сумку-папку, прислоненную к кирпичной стене.
В девять часов дождь прекратился, но отец так и не пришел. Грета начала замерзать. Чтобы хоть как-то согреться, она решила немного пройтись и спустилась с террасы на задний двор, который в былые времена засадила зеленью ее мама.
Сейчас вид на него производил еще более удручающее впечатление, чем умирающая глоксиния. Сад выглядел тоскливо и ужасал запущенностью. Когда-то, когда Грета была еще совсем маленькой, она гуляла здесь после занятий и срисовывала насаженные мамой цветы. Особенно ей нравился куст дрока, что рос сразу у ступенек. Сейчас его место пустовало. Видимо куст замерз этой зимой, и отец его вырвал. Жаль. Кусты белоцветика, что росли вдоль дорожки, выстланной гравием, разрослись и превратились в засохший колтун так, что не разобрать какой где. Цветы на овальных клумбах рваными тряпками стелились по земле — на заднем дворе не осталось и следа былой красоты, будто отец никогда здесь не появлялся. Даже качели под желтым навесом, прогнувшимся под тяжестью собранной дождевой воды и сбитых листьев, проржавели и жалостливо скрипели, покачиваясь на ветру. Было бы лучше перекопать всю эту землю, разрыхлить и засеять заново, хотя бы обычной травой, как засеяны все лужайки на Ринге.
Грета с завистью поглядела через ограду во двор соседей, и зацепилась джинсами за какие-то колючки. Освободившись из недолгого плена, она расстроено оглядела штанину — придется зашивать дыру. Отчего-то она сомневалась, что ей удастся быстро найти в доме отца иголку и нитки.
В стороне раздался шум подъезжающего автомобиля. Хлопнула дверца — приехал отец. На часах ровно 9:30 утра, и Грета невероятно замерзла. Она поспешила к входной двери.
Как же папа постарел за этот год. Когда-то Маркус Эггер был очень красив — Грета еще помнила те времена. Невысокий, но крепкий, с сильными руками, синеглазый, русый. Дочка походила на него лишь отдаленно. После развода отец себя запустил, да и когда ему прихорашиваться? И перед кем? Разовые свидания, которые нет-нет, да и случались у него еще пару лет назад, Грета в счет не брала. Отцу было немногим за сорок, и в его волосах уже проглядывали серебряные нити, а во взгляде поселилась усталость, заменившая своей тоской живой блеск когда-то бьющей во все стороны энергии. Лицо его осунулось. Он очень походил на свой заброшенный двор. Грета чувствовала и свою вину в том, как жалко он выглядит. Единственное, что осталось от прежнего отца — он все так же хорошо стрелял, за что ему когда-то вручили грамоту — в последний раз Грета видела ее где-то в своей комнате за холстами.