— Пиво! — возопил чумазый эльф Хуго, колотя кулачком по столу.
Тощий официант поставил перед ними шесть высоких кружек. Беньямин огляделся: кто же это к ним собирается подсесть, — но, видимо, замученный малый просто решил лишний раз потом не бегать. Последовало некоторое препирательство о предположительно скверном качестве напитка, а костлявый мальчишка тем временем убрался в свой угол, вытаскивая из рукава ломоть хлеба и недоеденную колбаску. Сутолока избавила Беньямина от объяснений своего распорядка сна, и он закрыл глаза, приберегая буйство пылких фантазий для себя. А когда открыл их, Хуго уже опорожнил одну кружку; несколько капель свисало у него с рыжеватых усов, кои не желали дорасти до солидной бороды, как бы ни побуждали их к тому поглаживанием да дерганьем.
— Огня! — крикнул Хуго. Мальчишка завозился и кинул в очаг еще несколько поленьев. Тощая собака протиснулась между ног Беньямина и попыталась стащить остатки хлеба. В награду получила пинка, от которого кувырком преодолела длину человечьей тени. Мальчишка макнул отнятую у собаки корку в Беньяминову полную кружку, после чего заглотил ее, а затем рухнул у очага, оскалившись на бдительного пса. Хуго недоуменно оглядел Беньямина, отодвинувшего от себя оскверненный напиток.
— Пей давай.
— Спасибо. — Беньямин исподтишка потянул к себе другую емкость и сделал долгий глоток. На непривычное удовольствие отозвались все его мышцы. Ушло все напряжение, накопленное в нескончаемой борьбе с нашествием крыс и гусениц в саду, от проповедей Гудрун, от уныния, навеянного местами, которые его семья так долго и тяжко старалась покинуть. Блаженство. — Ах.
— Панацея, — сказал Хуго, потянувшись за добавкой. Он уставился в зазор между тяжелых кружек, вглядываясь в видавшую виды столешницу, в ее древние шрамы и вырезанные письмена, где лужицами собирались опивки, а затем нахмурился и обратил свирепую мину на дремавшего печного эльфа. Пристально оценив Беньямина и Хуго, мимо прошли три броско одетые девицы. Через несколько ярдов в приступе визгливого хихиканья они развернулись и двинулись вразвалочку обратно, на ходу взбивая груди; приостановились у торца скамьи.
— Женщины, — заметил Беньямин, пытаясь подтолкнуть беседу в желанное русло.
— Не поспоришь, — съязвил Хуго, запрокидывая голову и опорожняя вторую кружку. Рукой он отогнал девиц прочь. Те ощерились, мотнули головами и ушли. Одна обернулась и презрительно плюнула через плечо, красноречиво соединив взглядом Хуго и мальчишку.
— Schwuel![47]
Хуго пожал плечами.
— Kneipenschlampe![48] — Беньямину же он сказал: — Прошмандовки кабацкие. Шлюхи. Некислую долю своих заработков отваливают хозяину заведения.
Беньямин уставился на три удаляющиеся задницы.
— На местных не похожи.
— Чешки, наверное, но поскольку женщины везде рождаются более-менее равно наделенными всем, что потребно в их профессии, зачем им быть местными? У нас в эту выгребную яму города дюжина или больше национальностей сбилось, воистину Вавилон: венгры, турки, галисийцы, моравы, богемцы, буковинцы… — Он принялся было считать, отгибая пальцы, но потом бросил эту затею в пользу следующей кружки. — А селить их негде. — Хуго заговорил громче: — Приличное жилое строительство — вот на что наш сиятельный Франц-Йозеф должен заставлять город тратить деньги, а не на эту чушь — «Сецессион». Дома с совами — скажи на милость. А этот «Майолика-хаус», весь в цветочках и вертлявых птичках. Очень мило, скажу я, но кому из нас по карману тамошние квартиры? А тем временем зимой бездомные замерзнут на улицах насмерть. — Он склонился к Беньямину. — Это безобразие. По мне, так не тот чертов аристократ в Майерлинге вышиб себе чахлые мозги[49].
— Ой. — Беньямин уставился на него в ужасе, после чего быстро покосился на соседние столы — удостовериться, не услышал ли кто эту хулу на монархию. Светловолосый молодой человек по другую сторону от очага, оглаживая подбородок, читал книгу. Брюнет, сидевший в нескольких шагах поодаль, вроде бы смотрел прямо на них, но второй взгляд украдкой — и стало понятно, что брюнет чрезвычайно косоглаз и поэтому никуда в особенности не смотрит. Шум нарастал. Если повезло, их никто не услышал. Беньямин попробовал расслабиться.
— Все к беде, — заключил Хуго. — Ослепительная роскошь бок о бок с отвратительнейшей нищетой. Долго так продолжаться не может.
49
30 января 1889 г. в охотничьем замке Майерлинг были найдены тела кронпринца Рудольфа (1858–1889), единственного сына императора Франца-Иосифа I, и его любовницы, баронессы Марии Вечеры (1871–1889).