– Понятно, – сказал он, не удержался и скривил губы в веселой усмешке. – Другой решил бы, что все объясняется плохой погодой, но если я должен объяснить…
– Должны.
Он пожал плечами:
– Если бы Джордж не узнал, что вы моя жена, у вас сейчас не было бы крыши над головой.
– Это неправда, и кто такой Джордж?
– Трактирщик, и увы, это правда. Он не предоставил бы комнаты неженатой паре.
– Разумеется, не предоставил бы. Он отдал бы комнату мне, а вас вышвырнул бы вон.
Ангус задумчиво почесал затылок:
– Я не очень в этом уверен, мисс Пеннипейкер. В конце концов, деньги есть только у меня.
Она посмотрела на него так пристально, такими широко раскрытыми сердитыми глазами, что Ангус наконец понял, какого они цвета. Зеленого. Довольно красивого травяного оттенка зеленого цвета.
– Ах, – сказала он в ответ на ее молчание. – Значит, вы со мной согласны.
– У меня есть деньги, – пробормотала она.
– Сколько?
– Достаточно!
– По-моему, вы сказали, что вас ограбили?
– Ну, ограбили, – ответила она так сердито, что Ангусу показалось удивительным, как это она не подавилась этим словом, – но у меня еще осталось немного.
– И этого хватит на горячий ужин? На горячую воду? На возможность поужинать в отдельной столовой?
– Дело не в этом, – возразила она, – а в том, что вы действовали так, будто все это вас забавляет, и это очень дурно.
– Меня действительно это забавляет.
– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Вы могли бы пойти в другой трактир.
Сильный удар грома сотряс комнату. Бог, подумал Ангус, явно на его стороне.
– В такую-то погоду? Простите, но у меня нет никакого желания снова оказаться на улице.
– Даже несмотря на то что нам пришлось притвориться мужем и женой, – она пошла на уступки, – нужно ли было так забавляться за мой счет?
В его темных глазах мелькнула нежность.
– Я никак не хотел оскорбить вас. Вы, конечно, не можете не понимать этого.
Маргарет обнаружила, что ее решимость слабеет под этим теплым и тревожным взглядом.
– Не нужно было говорить трактирщику, что я беременна, – сказала Маргарет, и щеки ее отчаянно вспыхнули, когда она произнесла последнее слово.
Он вздохнул:
– Мне остается только извиниться. Единственное объяснение – я просто поддался духу обмана. Я провел два дня в седле, проехал всю Шотландию. Я озяб, вымок, проголодался, и этот маленький маскарад – единственная забава, которую я позволил себе за это время. Простите, если я слишком разрезвился.
Маргарет молча смотрела на него, сжав опущенные руки. Она понимала, что должна принять его извинения, но ей нужно было еще немного времени, чтобы успокоиться.
Ангус поднял руки в знак попытки примирения.
– Можете молчать, как камень, сколько вам угодно, – сказал он с довольной улыбкой, – но от этого ничего не изменится. Вы, дорогая мисс Пеннипейкер, молодец, и молодец в гораздо большей степени, чем вам самой кажется.
Ее взгляд, брошенный на него, выражал в лучшем случае сомнение, а в худшем – сарказм.
– Это потому что я не придушила вас прямо здесь, в коридоре?
– Ну, отчасти и поэтому, но я имею в виду ваше нежелание ранить чувства трактирщика, пренебрежительно относясь к его стряпне.
– Но я ведь действительно отнеслась к ней пренебрежительно.
– Но вы сделали это негромко. – Он увидел, что она открыла рот, и поднял руку. – Ах-ах-ах, хватит возражений. Вы вознамерились заставить меня почувствовать к вам антипатию, но боюсь, у вас ничего не получится.
– Вы сумасшедший, – прошептала она. Ангус снял с себя промокшую куртку.
– Постоянное повторение одного и того же становится утомительным.
– С истиной спорить трудно, – пробормотала она. Потом подняла глаза и увидела, что он делает. – Не вздумайте снять куртку!
– Тогда меня ждет смерть от пневмонии, – мягко сказал он. – Предлагаю и вам снять с себя жакет.
– Только если вы выйдете отсюда.
– И буду стоять голым в коридоре? Не пройдет.
Маргарет начала открывать гардероб и выдвигать ящики комода.
– Где-то здесь должна быть ширма, за которой можно переодеться. Где-то здесь.
– Вряд ли вы найдете ширму в комоде.
Она замерла на месте, отчаянно стараясь сдержать возмущение. Всю жизнь она должна была служить хорошим примером, а вспышки раздражения не считались приличным поведением. Но на этот раз… Она обернулась и увидела, что он ухмыляется, глядя на нее. На этот раз все было иначе.
Она с силой задвинула ящик, и это принесло бы ей хоть немного удовлетворения, если бы при этом она не прищемила себе средний палец.
– Уууооо! – взвыла она и тут же сунула палец в рот.
– Что-то случилось? – спросил Ангус, быстро подходя к ней.
Она замотала головой.
– Уходите, – пробормотала она, не вынимая палец изо рта.
– Вы уверены, что все в порядке? Вы могли сломать косточку.
– Ничего я не сломала. Уходите.
Он взял ее за руку и осторожно вытащил палец изо рта.
– С виду все в порядке, – озабоченно сказал он, – но я, конечно, плохо разбираюсь в таких вещах.
– Почему? – простонала она. – Почему?
– Почему я плохо в них разбираюсь? – Он смущенно заморгал. – А почему вы предполагаете наличие у меня медицинского образования? Честно говоря, я скорее фермер, чем что-то еще. Конечно, я фермер-джентльмен…
– Почему вы меня мучите? – крикнула она.
– Как, мисс Пеннипейкер, вы считаете, что я вас мучаю?
Она вырвала у него руку.
– Клянусь Всевышним, не понимаю, за что мне послано такое наказание. Не представляю себе, чем я согрешила, чтобы вызвать такой…
– Маргарет, – громко сказал он, заставив ее замолчать, – я думаю, что вы просто делаете из мухи слона.
Целую минуту она неподвижно простояла у комода. Несколько раз она судорожно сглотнула, а потом веки ее задрожали.
– Ой, нет, – сказал Ангус, страдальчески закрывая глаза. – Только не плачьте.
– Я не собираюсь плакать, – сказала она, шмыгая носом. Он открыл глаза.
– Иисусе, виски и Роберт Брюс, – пробормотал он. Судя по виду, она действительно собралась заплакать. Он кашлянул. – Вы уверены?
Она кивнула – один раз, но твердо.
– Я никогда не плачу.
Он вздохнул с облегчением:
– Это хорошо, потому что я не знаю, как поступать в таких случаях – ах ты Господи, вы все-таки плачете.
– Нет. Я. Не. Плачу. – Каждое слово звучало как отдельное предложение, которое заканчивалось не точкой, а громким шмыганьем.
– Перестаньте, – умоляюще сказал он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Женские слезы всегда заставляли его чувствовать себя неуклюжим, ни на что не пригодным болваном. Хуже того, он был совершенно уверен, что Маргарет не плакала лет десять. И что еще хуже, виноват в ее слезах был он.
– Я только хотела, – она задыхалась, – я только хотела…
– Хотели что? – Он отчаянно старался не дать ей замолчать, пусть говорит, лишь бы не плакала.
– Остановить брата. – Она судорожно вздохнула и бросилась на кровать. – Я знаю, что для него лучше. Понимаю, это звучит покровительственно, но я действительно знаю. Я забочусь о нем с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет.
Ангус сел рядом с ней, но не очень близко, чтобы она не нервничала.
– Вот как? – мягко спросил он. С того момента, когда она ударила нападающего коленом в пах, Ангус понял, что она женщина не обычная, но теперь он постепенно начал понимать, что она не только упряма и сообразительна. Маргарет Пеннипейкер умеет глубоко любить, она преданнейший человек и способна без всяких колебаний положить жизнь за того, кого любит.
Поняв это, он насмешливо улыбнулся и ужаснулся до глубины души. Потому что в смысле верности в любви и преданности своей семье Маргарет Пеннипейкер была женским вариантом его самого. А Ангус никогда еще не встречал женщины, которая соответствовала бы тем требованиям, которые он предъявлял к себе.