ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. На борту парохода «Грёзы Февра». Река Огайо, июль 1857 года
Пароход «Грёзы Февра» вышел из Нью-Олбани, когда уже опустились сумерки. Стояла удушливая ночь начала июля. За все годы, проведенные на реке, у Эбнера Марша не было более приподнятого настроения, чем в тот день. Утро капитан провел в Луисвилле и Нью-Олбани, заканчивая последние дела; за это время он нанял парикмахера, пообедал с работниками судоверфи и отправил несколько писем. В послеполуденный зной Марш наконец обосновался у себя в каюте, после чего занялся проверкой готовности судна к отплытию и встречей пассажиров, купивших билеты в каюты первого класса. Ужин прошел в спешке – следовало еще побывать на основной палубе, проверить состояние паровых машин, проследить за погрузкой и работой помощника капитана. Солнце немилосердно палило, воздух был влажным и неподвижным. Портовые рабочие, обливаясь потом, по узким сходням поднимали на пароход оставшиеся клети с грузом, тюки и бочки. Помощник капитана, изрыгая потоки брани, то и дело подгонял их. Марш знал, что по другую сторону реки на пристани Луисвилла готовились к отправке другие пароходы:
большой неповоротливый «Джекоб Стрейдер», занимающийся почтовыми перевозками, быстроходный «Южанин» из грузопассажирской компании Цинциннати и Луисвилла, а также с полдюжины других суденышек помельче. Время от времени он бросал в их сторону взгляды, желая узнать, не пойдет ли какое из них вниз по реке. Несмотря на одуряющую жару и рой москитов, с заходом солнца поднимавшихся от воды, чувствовал себя Марш просто великолепно.
Свободное от паровых котлов, топок и машин пространство основной палубы было сплошь уставлено грузом. Пароход вез сто пятьдесят тонн расфасованного в тюки листьев табака, тридцать тонн железных болванок, бессчетное количество бочек с сахаром, мукой и бренди, упаковки с причудливой мебелью для какого-то богача из Сент-Луиса, пару блоков соли, несколько рулонов шелковой и хлопчатобумажной ткани, тридцать бочонков с гвоздями, восемнадцать ящиков с ружьями, книгами, бумагой и всякой всячиной.
Еще он вез свиной жир. Дюжину больших бочонков прекрасного свиного жира. Но жир не был грузом в полном смысле слова, его закупил и приказал погрузить сам Марш.
На основной палубе среди груза и машин толклись пассажиры – мужчины, женщины, дети. Их было не меньше, чем вьющихся над рекой мошек. Почти три сотни. Заплатив всего по одному доллару, они получили возможность добраться до Сент-Луиса. Такая мизерная оплата давала только право проезда; еду, чтобы питаться в дороге, они брали с собой. Счастливчикам удалось найти на палубе более или менее пригодное место для сна. Основную часть пассажиров составляли иностранцы: ирландцы, шведы, рослые голландцы. Они орали друг на друга на непонятных Маршу языках, выпивали, грязно ругались и шлепали своих детей. Там же, внизу, можно было увидеть несколько охотников и простых работяг, которым оказалось по карману купить билет по сходной цене, предложенной Маршем.
Пассажиры, занимавшие каюты второго класса, платили за место по десять долларов, во всяком случае, те из них, кто следовал до самого Сент-Луиса. Несмотря на такую цену, билеты почти во все каюты были распроданы. Клерк из судовой конторы сообщил, что на борту сто семьдесят семь пассажиров первого и второго класса. Число это с двумя семерками Марш рассматривал как хороший знак. В списке пассажиров значились десятка полтора плантаторов, глава крупной компании из Сент-Луиса по производству мехов, два банкира, британец с тремя дочерьми и четыре монахини, следующие в Айову. На борту также находился священник; впрочем, серой кобылы с ним не было. Среди речников бытовала дурная примета: священник и серая кобыла на борту – быть беде.
Что касается команды, то Марша она вполне удовлетворяла. Двое нанятых рулевых ничего собой не представляли, их взяли временно, чтобы довести судно до Сент-Луиса. Они хорошо знали реку Огайо, а далее пароходу предстояло обслуживать маршруты Нового Орлеана. Марш разослал письмa в Сент-Луис и Новый Орлеан, и в «Доме переселенца» их ухе ждали два лоцмана, хорошо знакомых с Миссисипи в ее нижнем течении. Все остальные члены команды были такими же опытными, как и на любом другом речном судне, и Марш был уверен в них.
В качестве механика он взял вспыльчивого свирепого вида маленького человечка с бакенбардами по имени Уайти Блейк. Белые его бакенбарды постоянно носили следы копоти от паровых машин. Уайти работал у Эбнера Марша сначала на «Эли Рейнольдз», позже – на «Элизабет», и теперь вот на «Грезах Февра». Марш был уверен, что лучше этого человека никто не знает паровых машин.