ИЗМѢНА
Сицилійская легенда
(Посвящ. І. І. Ясѣнскому).
Еще солнце и земля не родились, a Измѣна жила уже на свѣтѣ.
Дымною струей ползла она во мракѣ хаоса, скрываясь отъ Духа Божьяго, когда Онъ благотворнымъ ураганомъ носился надъ буйнымъ смѣшеніемъ стихій.
Онъ мыслилъ, и мысль Его становилась мірами.
Огонь пробивалъ жаркими языками воду. Вода боролась съ огнемъ. Изъ паровъ рождались каменныя громады. Облитыя рѣками расплавленныхъ, металловъ, рушились онѣ въ невѣдомыя бездны и, таинственно повиснувъ въ еще безвоздушномъ просторѣ, покорно ждали, — когда творческое слово обратитъ ихъ въ яркія свѣтила.
«И былъ свѣтъ».
Первый день озарилъ небо небесъ: первозданный престолъ Творца и тьмы темъ ангеловъ, смиренно склоненныхъ предъ Нимъ.
A внизу, въ неизмѣримыхъ глубинахъ, трепетала и таяла побѣжденная тьма, волновалось и пѣнилось огненное море. Подобно островамъ, чернѣли въ немъ мертвыя, еще не зажженныя солнца: какъ огромные киты, плавали вокругъ нихъ остовы будущихъ планетъ.
Величественный духъ стоялъ на земной скалѣ, любуясь, какъ пламенныя волны разбивались y ногъ его снопами искръ и брызгами лавы.
Этотъ духъ былъ любимымъ созданіемъ Творца, ближайшимъ отраженіемъ Его свѣта. Когда Творецъ воззвалъ его изъ ничтожества, онъ заблисталъ, какъ тысяча солнцъ, и Создатель, довольный плодомъ своей мысли, сказалъ:
— Живи и будь вторымъ по мнѣ во вселенной!
Духъ былъ могучъ, свободенъ и счастливъ. На его глазахъ зиждились міры. Онъ былъ лучшимъ работникомъ, вѣрнѣйшимъ исполнителемъ и помощникомъ воли Творца. Величіе Владыки внушало ему благоговѣйный трепетъ, a собственная сила и власть — радостное довольство.
Творецъ повелѣлъ духу летѣть на землю и вѣщимъ словомъ превратить голыя скалы и черныя пропасти въ лучшій изъ міровъ.
Духъ спустился на планету, — и величіе открывшейся очамъ его огненной бездны очаровало его. Недвижно стоялъ онъ, испытывая взорами пестрые переливы паровъ и пламени, слушая грохотъ незримыхъ молотовъ, вылетавшій изъ огненной хляби.
Ревя и качаясь, поднялся надъ пучиною темнобагровый валъ. Какъ языкъ въ колоколъ, ударился онъ о кручу горы, гдѣ стоялъ могучій духъ, и разсыпался грудою угля и пепла. Тонкая струя смраднаго дыма протянулась снизу вверхъ, сквозь трещины гранита, подползла къ стопамъ духа и лизнула его колѣна.
Духъ затрепеталъ, внезапно полный невѣдомыхъ доселѣ чувствъ и мыслей. Онъ точно впервые увидалъ и міръ, и Бога, и самого себя. И все нашелъ онъ мрачнымъ и враждебнымъ, a свою долю — презрѣнною и безрадостною. Гордыя мечты охватили его. Онъ не могъ понять, что съ нимъ дѣлается, но ясно чувствовалъ, какъ любовь и благодарное самодовольство на вѣки уходятъ изъ его сердца, какъ, на мѣсто ихъ, громко стучатся властолюбивая зависть и гнѣвная ненависть.
Онъ былъ такъ смущенъ, что позабылъ ввѣренное ему вѣщее слово. Когда быстрыя крылья унесли его въ небо небесъ, печальная планета оставалась такою же нагою и скудною, огненное море такъ же бѣшено клокотало вокругъ нея, какъ прежде. A на вершинѣ горы, покинутой омраченнымъ духомъ, легла тяжелая сѣрая туча, и въ ней, свернувшись, какъ змѣя, спала и ждала новой жертвы Измѣна.
И снова прилетѣлъ на землю могучій духъ, н другой духъ — такой же прекрасный и блистательный — былъ съ нимъ. Обнявшись, сидѣли они на камнѣ, и первый шепталъ:
— Азраилъ! братъ, мой! другъ мой! товарищъ! Ввѣряю тебѣ мою тайну, ввѣряю тебѣ мою судьбу. Знай: я усталъ быть слугою, когда могу быть господиномъ. Я надѣленъ могуществомъ безъ границъ. Неужели оно дано мнѣ лишь для того, чтобы я рабски творилъ чужую волю, когда въ умѣ моемъ такъ много своихъ мыслей и желаній? Сила не можетъ быть обречена на жизнь себѣ наперекоръ. Гордость и могущество — родные братья. Я проклинаю свой жребій, я презираю себя, когда вспоминаю, что я — безвольное ничто: орудіе и только орудіе! — такое же, какъ вотъ эти пламенныя волны и каменныя глыбы, изъ которыхъ мы, служебные духи, извлекаемъ, сами не зная зачѣмъ, звѣзды, планеты и луны. Мы безсмертны, но меня приводитъ въ ужасъ мое безсмертіе… вѣчность безотвѣтной покорности и безсознательнаго труда! Если такъ сильно страдаю я — любимецъ Творца, больше всѣхъ духовъ неба посвященный въ Его тайны — что же должны чувствовать вы, безгласные духи низшихъ ступеней? Азраилъ! я рѣшилъ сбросить съ плечъ тяготящее насъ иго. Будемъ братьями! замѣнимъ свободнымъ союзомъ дружбы невольный союзъ подчиненія. Насъ много; Повелитель — одинъ. Онъ могучъ, но развѣ Онъ не распредѣлилъ между нами большую часть своего могущества? Тысячи братьевъ обѣщаютъ мнѣ помощь. Будь же и ты, другъ Азраилъ, моимъ союзникомъ въ брани и побѣдѣ! И, — клянусь этимъ огненнымъ моремъ, — когда я стану главою вселенной, ты получишь въ обладаніе отдѣльный міръ, гдѣ будешь царемъ и богомъ.
Слова измѣнника тронули Азраила. Онъ воскликнулъ:
— Ты правъ, Сатана. Пора намъ трудиться на самихъ себя и самимъ пожинать плоды и славу своихъ подвиговъ. Я твой и буду помогать тебѣ всею властью, какою неосторожно надѣлилъ меня Повелитель.
Сатана обнялъ друга и, сверкая одеждами, сотканными изъ молній, улетѣлъ съ земли. Азраилъ же, глядя вслѣдъ ему, думалъ:
— Ты очень силенъ, Сатана; твои крылья покрываютъ полъ міра. Но Творецъ сильнѣе тебя: Онъ наполняетъ міръ. Твои замыслы — вздоръ. Ты погибнешь со всѣми своими соумышленниками. Не пойду за тобою, сколько бы міровъ ты мнѣ ни сулилъ. И я честолюбивъ, но знаю свои силы. Сатанѣ мало быть вторымъ въ мірѣ, съ меня же въ избыткѣ довольно. Что — если я припаду къ ступенямъ трона Творца и разскажу Ему о проискахъ, быть можетъ, успѣвшихъ укрыться отъ Его всевѣдѣнія? Какъ знать? Не отдастъ ли Онъ мнѣ, въ награду за услугу, всю власть и милость, которыми облеченъ Сатана?..
Грозною тучей падалъ съ небесъ предводитель мятежныхъ духовъ — черный, какъ уголь, отъ опалившихъ его громовъ. Онъ падалъ внизъ головой, и пылающіе волосы его висѣли, качаемые вихремъ, какъ хвостъ заблудившейся въ небѣ кометы. Онъ падалъ — и смотрѣлъ въ небо, но не для того, чтобы послать послѣднее «прости» обители мира, отнынѣ потерянной для него безъ надежды и возможности прощенія. Мрачно пробѣгая взоромъ ряды торжествующихъ ангеловъ, онъ еще грозилъ, еще проклиналъ. И — вотъ — въ этихъ свѣтлыхъ рядахъ онъ увидалъ Азраила: того, кому, какъ другу и товарищу, повѣдалъ онъ свою тайну; кто лицемѣрно славословилъ его замыселъ, отдавалъ въ его распоряженіе свою власть волю, и… предалъ его, вмѣстѣ съ сонмами увлеченныхъ Сатаною и теперь, какъ онъ, проклятыхъ духовъ!
Увидалъ — и уже не отводилъ взора. Черезъ тысячи тысячъ миль почувствовалъ Азраилъ этотъ взоръ на своемъ лицѣ. Его щеки, поблекли и выцвѣли, сожженныя презрѣніемъ обманутаго друга. Тщетно хотѣлъ онъ бѣжать; крылья безсильно, какъ подшибленныя, висѣли за его спиной. Онъ старался отвратить лицо и не могъ, оцѣпененный проклятіемъ, которое, безъ словъ, посылали ему полумертвыя очи погибшаго духа. Все ниже и ниже падалъ Сатана — и чѣмъ глубже онъ падалъ, тѣмъ грознѣе становился его страшный взглядъ, тѣмъ блѣднѣе становился его предатель. И только, когда Сатана, умалившись какъ ласточка, исчезъ въ слоѣ надземныхъ облаковъ, Азраилъ осмѣлился поднять свое лицо, бѣлое, какъ эти облака. И румянецъ никогда уже не возвратился на его ланиты…