Вдруг что-то резко и больно кольнуло в левой части груди. Он охнул от боли, почему-то сразу вспомнил глаза любимой женщины - невыразимо красивые, безнадежно грустные, беспредельно глубокие. Потом миндальные глаза стали медленно исчезать, уступая место обволакивающей, густеющей белизне длинного, увлекающего коридора...
Прошел месяц.
Подходил к концу рабочий день. Посетителей сегодня было не так уж и много, но ОНА чувствовала непривычную усталость. "Как хорошо, - подумала ОНА, регистратор не зафиксировал никаких заявок. Отдохну хоть". ОНА подошла к зеркалу, пристально вгляделась. Глаза чуть запали, лицо какое-то одутловатое. Так можно выглядеть, когда регулярно в последние дни не высыпаешься. А тут еще... он...
ОНА задержалась у зеркала, явно ухмыляясь мыслям. Глаза... Обыкновенные глаза, что он нашел в них? Во всех своих письмах он обязательно восхищался ими, письменно целуя. Наверное, не только письменно. Его пылкие взгляды, по сути, ничем не отличались от явных поцелуев. Ласкать, вероятно, можно не только губами, руками, но и глазами, огнем которых может воспламениться даже лед. Что-то давно его нет, моего огнемета. Наверное, обиделся и теперь сидит и выжидает. Ждет моего звонка, но ничего. Подождет, подождет и сам прибежит. Такое уже не раз было.
В последнее время мысли о нем не давали покоя. Каждое утро начиналось им. ОНА видела перед собой его сосредоточенное лицо, когда ОНИ ездили, слышала тихий, идущий из глубины души, мягкий, вкрадчивый картавый голос. Его взгляды, излучающие невыразимую нежность, призрачную ласку. Торопливо причесываясь перед зеркалом, прихорашиваясь, затем также спешно покидая квартиру и мчась на работу. ОНА в эти дни не избавлялась от его неотступного присутствия. Он все время маячил перед НЕЙ, не давая пройти, проехать. На работе было то же самое. Общаясь с сослуживцами, клиентами, ОНА отсутствовала наполовину. Вторая ЕЕ половина постоянно находилась рядом с ним. ОНА думала о нем все время, где бы, когда бы и с кем бы ни находилась. Его незримое, молчаливое присутствие рядом начинало пугать не на шутку. Недавно ОНА с мужем была на свадьбе. Один из гостей показался ЕЙ издали очень похожим на него. У НЕЕ екнуло сердце - неужели? Позже облегченно перевела дух, слава богу, не он. Ведь как-то было сказано - я не хочу тебя видеть с мужем ни на свадьбах, ни на поминках. И не хочу, чтоб ты меня видела с женой. О, господи, эта раздвоенность приводила ЕЕ в изнеможение. Никогда в жизни у НЕЕ не было похожего непонятного состояния. ОНА втайне желала его, но боялась признаться себе в этом. Подолгу не видя, начинала беспокоиться - что с ним? А, самое главное - не охладел ли? Знакомство между мужчиной и женщиной, длившееся вот уже целый год, никак не подкреплялось акциями любви и в любой момент грозило прохладой одной из сторон. Тем не менее, взвешивая не раз все за и против, ОНА заключала, нет, охлаждение невозможно. За год ОНА скорее почувствовала, чем поняла его натуру. И уверилась в самом главном - он в отношениях с НЕЙ исключителен. Не тот, каких большинство. Человек, идущий во имя любви на самопожертвование, вероятно один на тысячу. В те редкие периоды, когда ОНИ встречались, ОНА неоднократно ловила себя на том, что испытывает огромное эстетическое удовольствие от общения. Пьяному ежу понятно, что могло бы произойти в его объятиях! Как бы и что бы ОНА ощущала в его объятиях! Но в тот последний раз, месяц назад, приняв его ласки, ОНА окончательно убедилась - свидания, если они будут продолжаться, гибельны для обоих. Но без свиданий, к своему величайшему ужасу, вычислила позже - гибельно вдвойне. ОНА до сих пор помнила его поцелуи, его горящие глаза, утопающие в райской неге. Он целовал ЕЕ до умопомрачения нежно, осторожно, как будто чего-то боялся, с паузами, которые только подстегивали желание. Расставшись тогда, месяц назад, ОНА наперед знала - его ничто не остановит, все равно придет. Но вот уже месяц, а его все нет. Неужели и впрямь охладел? Непонятно, непонятно... На него совсем не похоже. Идя на работу или домой, ОНА, тайком от себя самой, искала его машину. ОНА очень хотела видеть машину. У дома, у работы, все равно где. Лишь бы она приехала, эта машина, переставленные цифры номера которой могли бы символизировать год ЕЕ рождения. Возясь прежде по хозяйству на кухне, ОНА скорее предполагала, чем уверялась, что автомобиль, стоявший всегда на одном и том же месте, его автомобиль. Но этого автомобиля давно уже не было видно. Возможно, барахлит машина, утешала ОНА себя. И теперь, подкрашивая ресницы и любимые им глаза, ОНА была уверена, - появится. Не сегодня, так завтра. Обязательно появится.
В дверь неожиданно постучали.
- Войдите. - ОНА оторвалась от зеркала и заняла свое место.
- К вам можно? - В кабинет буквально ввалилась жена его друга "какое несправедливое распределение".
- Здравствуйте, здравствуйте. Какими судьбами? - ОНА была приятно удивлена и рада.
Гостья выдержала паузу, затем как-то странно глянула на НЕЕ.
- А вы... Вы ничего не знаете? - спросила она, запинаясь.
У НЕЕ оборвалось сердце.
- Нет. А что я должна была знать?
Гостья снова пытливо окинула ЕЕ взглядом.
- Он умер, - не сразу последовал ответ.
- Что? - еле слышно спросила ОНА и почувствовала стремительное падение в пропасть. ОНА сразу же размякла, ноги и руки стали как чужие. Не в силах унять охватившую дрожь, хозяйка кабинета попыталась встать, но в следующее мгновение, не справившаяся с собой, рухнула на место. В течение нескольких секунд перед ЕЕ глазами промелькнули те скупые свидания, на которых ОНА изо всех сил старалась не показывать ему свое истинное отношение.
- В воскресенье сороковой день. А я думала, вы в курсе...
ОНА бессмысленно хватала бумаги, документы, передвигала их, переставляла.
- Не может этого быть, - повышенным тоном повторяла ОНА, постепенно приходя в себя, - не может этого быть...Как? - резко спросила ОНА гостью.
- Инфаркт. Обширный инфаркт.
- Почему вы молчали столько времени? Когда сороковой день?
- В воскресенье. Женщины собираются в двенадцать. Придете?
ОНА опустила голову.
- Одной стыдно.
- Я позвоню. - Гостья встала, собираясь уходить. - Да, - вспомнила она и извлекла газету. - Это вам. До свидания.
- До свидания.
Дрожащей рукой ОНА развернула газету и на последней странице увидела его фото, обрамленное в черную рамку. Авторитетная организация извещала о безвременной кончине дорогого ЕЙ человека, ставшего теперь уже частью ЕЕ самой. Несколько минут ОНА смотрела на фото, затем наклонилась и осторожно поцеловала его. Слез, как ни странно, не было. Удивления тоже. Состояние невесомости овладело ЕЮ. В один и тот же миг трескучие сибирские морозы и зной восточного лета окутали ЕЕ одновременно, подбрасывая то в жар, то в холод. ОНА встала, бессознательно сделала несколько шагов по кабинету, затем не села, а сползла на стул, на который совсем недавно садился он. Обхватила голову и, повторяя "нет, нет", беззвучно всхлипнула.
- Какая я несчастная, - вслух произнесла ОНА, смахивая ручьем катящиеся слезы, - боже, какая я несчастная. И бестолковая...сижу перед картотекой, в двух шагах от нее, и не знаю о его смерти. А его уже нет в живых целый месяц. Подойди, глупая, молча, найди и загляни в его личное дело. Нет, я же гордая, самолюбивая...Упаси боже, мне нельзя снизойти до сентиментов...Один, всего один человек, который заставил меня по другому смотреть на этот несовершенный мир, ушел от меня. Ушел и забрал все. Ничего, - прошептала ОНА после небольшой паузы, - ты сказал - ляжешь рядом. Будь спокоен, так оно и будет.
Еще раз рассмотрев газету, ОНА спрятала в шкаф. Затем оделась и вышла на улицу.
Осеннее солнце не отличается щедростью и теплом тоже. Ты солнце моей осени, вспомнила ОНА обращение на одном из его писем. ОНА постояла на остановке, но когда подъехал автобус, решила идти домой пешком. "Солнце моей осени". Слезы, предательские слезы размазали тушь, но ОНА слез не замечала. Не солнцем твоей осени, солнцем твоей весны я должна была быть. Вдруг ЕЕ осенило - то чувство раздвоенности, которое ОНА ощущала всего лишь час назад, объяснялось одним старым, хорошо забытым словом. Этого слова он ждал, он буквально требовал от НЕЕ в отдельные минуты встреч. Скажи, что любишь, просил он, и я буду счастлив. Скажи, что любишь, и этим продлишь мне жизнь. Ведь я чувствую, ты можешь это сказать. Горечь обиды накапливалась в НЕЙ. Какая же я безмозглая...Неужели трудно было сказать всего одно слово...Люблю. Очень люблю, пускай уже мертвого. И любила я, глупая, уже тогда любила и могла бы сказать ему. Но гордость, дурацкая, никому не нужная гордость не позволяла. Он умер, так и не узнав, люблю ли я его. Но по глазам чувствовала - знает, хорошо знает, что люблю, но не смею говорить о любви. Теперь уже точно никогда не смогу сказать ему это слово.