Лафкадио Хирн
«Грезы о воздушных змеях»
Lafcadio Hearn
«A Dream of Kites» (1880)
Глядя в чистую синеву ночи с одного из выступающих балконов, которые являются летней роскошью в креольском городке, глаз иногда отмечает тонкие черные нити, которые телеграфные провода рисуют на фоне раскинувшегося неба. Мы наблюдали прошлым вечером бесконечно простирающиеся линии огромной паутины, которой Электрический Паук оплел весь мир, и бесчисленные обломки воздушных змеев, трепещущих над ними, как тела цветастых мух — странные очертания рваных предметов, уходящих к горизонту и отслеживающих линии электрических посланников за пределами точки, в которой тонкие нити перестают быть различимы.
Как фантастично выглядят формы этих жалких истрепанных обломков, когда равномерный оттенок ночи лишает их цвета и лишь очерчивает их силуэты на фоне неба! Некоторые из них раскачиваются устало туда-сюда, подобно худым телам болтающихся на виселицах преступников, превращенных в сморщенных мумий солнечным теплом. Некоторые дико дрожат, словно в агонии от отчаяния и смерти. Некоторые гротескно танцуют на своих насестах, словно летающие гоблины, а некоторые, будто пронзенные птицы с окоченевшими крыльями, неподвижно замерли, примотанные к своей проволочной ловушке, и смотрят нарисованными глазами на происходящее внизу, словно находясь в ступоре от удивления и осознания своей безвременной гибели.
Все это представляет собой разрушение детских амбиций — крушение чьего-то мальчишеского удовольствия. Многие, несомненно, плакали и с грустью засыпали какое-то время спустя на мокрых подушках. И устремляя взгляд в сторону бледно-голубого горизонта, мы можем увидеть на его фоне множество пятен различной формы и оттенков и осознать, что каждая маленькая точка представляет собой чью-то легкую боль.
Естественно было, что мы слегка задумались над тем, как были перенесены эти детские потери. Маленькие владельцы бедных воздушных змеев имеют сердца, волокна которых отличаются много больше, чем сами воздушные змеи. Кто-то мог плакать, но кто-то, вероятно, смеялся с детским героизмом и вскоре позабыл о своей потере; некоторые, несомненно, думали, что мир весь искажен, и что телеграфные провода никогда не должны были быть изобретены; другие, критически рассматривая вопрос о причине и следствии, решили, словно молодые философы, извлечь выгоду из своего опыта и впоследствии искать подобных удовольствий там, где не тянулись вдаль телеграфные провода; в то время как оставшиеся, возможно, вообще ни о чем не задумывались, а просто сделали новых воздушных змеев и бросили их в объятья шаловливого ветра, который снова вероломно передал их жадным врагам воздушных змеев и птиц.
Разве не сказано, что ребенок — отец мужчины?
И пока мы сидели в тишине под звездами, что горели в пурпурных глубинах летней ночи высоко над нами, мы грезили о воздушных змеях, которых дети более старшего возраста запускают перед ликом небес — игрушках любви и веры — игрушках честолюбия и глупости — игрушках гротескной решимости и лестных идеалов — игрушках тщетных мечтаний и напрасных ожиданий — воздушных змеях человеческой Надежды, ярко раскрашенных или серых, богато украшенных мишурой или застенчиво простых — поднимающихся, парящих и мечущихся на переменчивых ветрах мира только для того, чтобы, в конце концов, запутаться в той могучей паутине неразрывных и вечных нитей, которые Богини Судьбы плетут для всех нас.
Перевод — Роман Дремичев