Программа себя полностью оправдала — читатели с восторгом принимали книги братьев Стругацких. Но критика…
Критика, как всегда, следовала в литературном обозе.
«Анализируя эту повесть, надо говорить прежде всего о ее недостатках, а не о достоинствах, так как последних куда меньше, чем первых…»; «Так и тянет мистическим туманом. Поневоле задумаешься, откуда такое в нашей фантастике…»; «Надуманные „концепции“ Стругацких, легко опровергаемые социологами, могут бросить тень на самоотверженную помощь нашего государства освободительным движениям в малоразвитых и колониальных странах…»; «Пора поговорить о „литературе“, которая существует рядом с литературой, — о книгах, которые будто бы ставят перед собой цель ни о чем не говорить всерьез, все, что можно (и даже то, что нельзя), измельчить, занизить…» — это всё критики писали о братьях Стругацких…
Был период чуть ли не в десять лет, когда новых книг у них просто не выходило, только нечастые переиздания. «…Борис, кажется, оправился от инфаркта, сегодня должен был отбыть из больницы в санаторий, — писал мне Аркадий Натанович в письме от 12 марта 1981 года, — еще месяц и, возможно, начнем снова встречаться для работы. Хотя где встречаться… Живу вчетвером с малышом в двухкомнатной, сам понимаешь, каково это… Но Бог милостив, что-нибудь придумаем. Главное, оба мы с Борисом уже старые больные клячи, в доме творчества работать боязно — без жены, чтобы присматривала за здоровьем, насчет возможных приступов и т. д.»
При всем этом, при всех своих великих разочарованиях (писательских и житейских) незадолго до своей смерти Аркадий Натанович сказал мне в Москве: «Знаешь, Генка, все равно теории более светлой, чем коммунизм, люди еще не придумали». И в ответ уже на мои жалобы усмехнулся: «Да плюнь ты! Подумаешь, зарубили у тебя еще одну книгу. Не в первый раз и не в последний, наверное. Садись и пиши новую. Пока пишешь, один редактор сопьется, другого выгонят, Госкомитет по печати разгонят, цензуру отменят, сам режим изменится. Крикнут: где новые рукописи? Вот тут ты и объявишься».
…Так, в сущности, и получилось. Рухнула прежняя страна, рухнула прежняя фантастика.
Мгновенно были забыты казавшиеся такими важными вопросы: «Что, если изменится скорость света? Что, если исчезнет магнитное поле Земли? Что, если в один момент изменится направление океанских течений? (Ужас, как тогда мучили фантастов такие суперактуальные вопросы!) А если мы поймаем снежного человека, чему его обучать? А Несси, она приживется у нас в неволе? А если с Сириуса прилетят культурные жукоглазые со своими взглядами на живое?» И все такое прочее…
Понятно, в новой действительности зазвучали другие вопросы.
«Кто виноват? Что делать? (Не хочешь, а спросишь о таком.) Ой, а кто к нам пришел? Третьим будешь? Что же это делается, граждане? (Ну прямо до отчаяния.) За что боролись? Кто крайний? Куда ж нам плыть? (Получив свободу, все-таки ждали указаний.) Кто сочиняет анекдоты? Кому на Руси жить хорошо? Камо грядеши? Откуда есть пошла всеруська земля? Кто написал „Тихий Дон“? (Без этого вопроса вообще обойтись не могли.) Как нам обустроить Россию?» и т. д.
В конце 1980-х годов молодые советские фантасты стремились, прежде всего, на Всесоюзный семинар по фантастике и приключениям, собиравшийся в Дубултах, под Ригой, и на фестиваль фантастики «Аэлита», проводимый энтузиастами в Екатеринбурге. Только там можно было обсудить все поставленные выше вопросы. Помню, как горячо спорили мы в редакции журнала «Уральский следопыт», изучив стенограмму дискуссии американских фантастов, только что опубликованную в США неким Сэмом Московицем и уже бодро ходившую у нас по рукам.
«Неужели обязательно нужна какая-то страшная внешняя угроза, чтобы народы Земли объединились? — спрашивал знаменитый Говард Фаст. — Готовы ли мы встретиться с разумным инопланетным существом, строение которого, намерения которого будут кардинально отличаться от строения и намерений человека? Мы же топчемся на месте в важнейших областях морали, психологии, социологии».
И конечно, не могли не привлечь нашего внимания откровения американского резидента в Танжере Мак-Рейнолдса: «Если когда-нибудь советский режим будет свергнут, новая Россия завоюет весь мир. По-настоящему эффективный режим при известных всем потрясающих качествах русского народа приведет к экспансии, с которой можно сравнить только Римскую империю. …Американские секретные службы должны делать все для того, чтобы укрепить советский строй… Мне кажется, сейчас борьба против коммунизма является антиамериканским делом».