— Люби меня!
Он тут же почувствовал, как кровь прилила в низ живота, и уже через несколько мгновений его тело было готово ублажать ведьмину похоть. Она нетерпеливо насадилась на него с протяжным стоном, и пелена животного желания накрыла с головой. Ему казалось, что он в горячечном бреду, кошмарном и волшебном одновременно. Бестия скакала на нем, как на необъезженном жеребце. Ее совершенные груди подпрыгивали при каждом толчке, и у него сводило скулы от желания сжать их, припасть своими израненными губами к соскам и прикусить их. Рассудок покидал его с каждым ее влажным толчком, он как зверь начал чувствовать запах ее разгоряченной плоти и влажного лона, такой прекрасный, такой первобытный. Рык вырывался из его глотки. Когда в нем не осталось ничего, кроме звериного желания обладать ею, когда он слился с окружающим его лесом, в тот же самый миг его руки освободились от одной только мысли. Он резко притянул ее к себе, сжав в стальном объятии, и начал яростно вколачиваться в ее податливое тело, видя над собой лишь медные нити ее волос и блеск луны. Она сбивчиво стонала, уткнувшись в его шею, не успевая переводить дыхание. Чужое горячее дыхание на тонкой коже, так близко к беззащитной сонной артерии, заставляло кровь кипеть от опасности и наслаждения. Как она и обещала, он безумно стремился глубже, и когда достиг своей цели, его закрытые глаза увидели яркие звезды, что распускаются пышными цветами наивысшего экстаза.
Он смог открыть глаза, лишь когда его дыхание выровнялось. Чародейка стояла в стороне, потягиваясь как довольная кошка. Он хотел было подняться и подойти к ней, но она пригвоздила его к месту взглядом. Он тут же почувствовал свою истерзанную плоть — искусанные губы, расцарапанную грудь — страх снова начал обвивать его липкими щупальцами.
— Не смей больше подходить к кострам, иначе тебе несдобровать. Смотри! — она указала куда-то за его плечо. Он обернулся и увидел цветущий папоротник.
— Спасибо — поблагодарил он пустоту, ведь чародейка уже исчезла.
Он перепрятал клад, оплаченный его кровью и гордостью. Нужно тратить его с осторожностью, чтобы никто не заподозрил, чей это дар. Он добрался до своей деревни лишь на следующий день, после захода солнца. И с удивлением вновь увидел костры. Вот только их сложили не лесные ведьмы, а инквизиция.
Ликующая толпа с улюлюканьем подбрасывала дрова, чтобы пламя веселее пожирало женщин, так похожих на их собственных жен и дочерей. Омерзительная вонь паленой плоти и наполненный болью вой разносились по деревне под пьяный хрюкающий смех селян.
На одном из костров стояла чародейка с волосами цвета огня.
— Помоги мне, Драко! — закричала она, с мольбой глядя на него.
Вся площадь замерла и безмолвно обернулась в его сторону, даже церковный колокол поперхнулся своим звоном. Он судорожно вздохнул, и свежие шрамы заныли. Нет, он не должен подходить к кострам, иначе ему несдобровать. Но было уже поздно — с диким воплем «Ведьмин любовник!» человеческое стадо вспыхнуло праведным гневом. «Зажарим его во славу света!», — скандировали они, хватаясь за факелы и вилы, чтобы спустя мгновение хлынуть в его сторону лавиной — плотной, яростной, беспощадной. От топота их тяжелых сапог вибрировала земля, они неотвратимо приближались, они затопчут его, с хрутом перемалывая его кости в острые осколки; от них не спрятаться, не убежать, не…
***
… спастись!
Драко с отчаянным криком подорвался с кровати.
А нет, не с кровати — он сидел в водах пруда. Что ж, не придется никуда ходить, чтобы умыться и прогнать отголоски кошмара. Два пугающих сна за одну неделю — давненько с ним такого не было. Он даже почти забыл, как это выматывает. Надо поразмыслить, что спровоцировало обострение.
И причем здесь пруд.
Комментарий к 2. Ночной ужас
Спасибо трем (или все-таки двум?) прекрасным читателям, поставившим лайк и подписавшимся на работу. Мысль, что я пишу своего рода эксклюзив, подбодрила и позабавила меня 😁😁
Как думаете, пора добавить метку “Рейтинг за секс”, или это все еще намеки на него? 😏
========== 3. Сонный паралич ==========
Комментарий к 3. Сонный паралич
«Сонный паралич» — состояние паралича мышц, возникающее во время пробуждения или засыпания. Человек находится в сознании, но не способен пошевелиться и заговорить; ощущает чужое присутствие в комнате; чувствует, как что-то давит на грудь; переживает сильный испуг.
— Моя жизнь так скучна… — печально вздыхала она, изображая жеманную куколку.
— Так же, как и твой наряд? — усмехнулся он, принимая чашку горячего чая.
— Фи, какой ты грубиян, — она шутливо поморщила носик, удобнее располагаясь на стуле, обитым темным шелком. — Попомни мои слова — суровость викторианской морали будет повергать в ужас будущие поколения.
— А ее двуличность — вызывать приступы смеха. Хотя, должен отметить, что положение женщин в обществе стремительно улучшается. Думаю, в скором времени ты даже сможешь порадовать окружающих умеренным декольте.
— И я о том же. Я бы с радостью облачилась в мой любимый ярко-зеленый прямо сейчас, но пока что обязана соответствовать образу благовоспитанной девицы, а потому — не могу позволить ни единого намека на легкомысленность.
Весь ее вид кричал о приличиях и серьезности — каждый дюйм тела ниже подбородка был покрыт тканью. Длинная юбка с турнюром была чернее ночи, белая сорочка наглухо застегнута на все пуговицы, а маленькая шляпка и аккуратный низкий пучок завершали образ чопорной леди. Ее наряд прекрасно соответствовал сдержанному интерьеру популярной чайной, которую облюбовали седовласые снобы и их благочестивые матроны. Казалось, моду теперь определял сам город — сумрачный, парадно черно-белый, но чаще — грязно-серый, с редкими каплями цвета. Его собеседница безошибочно воспроизвела эту палитру в своем наряде, элегантно расставив акценты. И если бордовая помада была очевидным выбором, то небольшая брошь, дополняющая высокий воротник, удивила его.
— Ты променяла фамильные изумруды на рубины?
— Это карбункул. Мой суровый великан испытывает нежную страсть ко всему кроваво-красному, радую его, чем могу.
Ее последняя забава — бородатый мужлан с огромными ручищами, который уместнее смотрелся бы на лесоповале, а не в великосветском родовом имении.
— Почему ты вообще с ним связалась?
— Он отличная партия — богат, молод, знатен.
— Недалек умом…
— О, поверь, ты не прав, — ответила она с неожиданно нежной улыбкой.
— Как скажешь. Итак, чем мы сегодня займемся?
Они были знакомы невероятно давно — еще со школы — в самом близком смысле. Шли годы, но временами они устраивали «вечера ностальгии» — эстетично, распущено, без правил и запретов. Удобно иметь партнера по любовным игрищам, который знает и разделяет твои низменные желания. Тайным сигналом служило приглашение в респектабельную чайную — они ведь старые друзья, которые так давно не виделись!
— Хочу поиграть. В слежку. Или в охоту. Очень хочется быть пойманной, — бросила она кокетливый взгляд из-под невинно опущенных ресниц.
— Лорд-лесоруб не удовлетворяет твои аппетиты?
— Обычно — более чем. Но мой верный рыцарь довольно закостенел в своих предпочтениях, — уклончиво ответила она, делая глоток из изысканной чашки.
— Так и скажи — у него нет фантазии.
— Скорее, у него особое представление о порочных развлечениях. Признаться, мне они тоже пришлись по вкусу, и я с радостью к ним присоединилась. Однако, мой неистовый жеребец не разделяет мою тягу к разнообразию и экспериментам, потому каждый раз мы следуем определенному сценарию, и это навевает тоску.