Среди зрителей произошло какое-то шевеление, Агат вскинул голову, но увидел, что это Каэр пробрался от выхода. Видимо, Тишлин отправилась на свой ритуал с дворянками, Каэр проводил ее из комнаты и пришел сюда.
Каэр улыбнулся и, кажется, был готов помахать рукой, но вовремя спохватился. Агат легонько кивнул, с трудом сдерживая улыбку — принцу стоит сохранять соответствующее ритуалу выражение лица.
Мельхиор вскинул руки, и группа за его спиной начала обрядовые песнопения. К Агату подошло двое жрецов с керамической чашей воды и кувшином, богато украшенным серебром. Агат протянул руки и обмыл их, после чего повернулся к бассейну.
Другой жрец уже стоял за спиной, помогая снять темно-синюю накидку. Слуги не допускались, только каримы — так назывался орден жрецов, отвечающих за ритуалы. Все, кроме связанных со смертью.
Именно с ними взаимодействовало большинство обычных людей, которые могли и не видеть других жреческих орденов всю жизнь. Агат знал, что каримы многочисленные — и самые изменчивые. Он редко видел одного и того же жреца дважды.
Пение взлетело чуть выше, в костры подбросили поленьев, так что огонь взметнулся. Агат прошел между ними, начиная с очищения огнем. Эту часть он любил, ему нравилось тепло и всегда казалось, что огонь… ну, что-то вроде друга. Будто откликался на то пламя, что иногда бушевало внутри самого Агата.
У бассейна пение, наоборот, взяло более низкие ноты, от которых будто вибрировали кости. Несколько жрецов по сторонам зажгли пучки из пяти священных трав, и едкий аромат едва не заставил Агата поморщиться.
Раньше еще предполагалось пить воду для очищения, но одного императора так отравили, поэтому от этой части отказались давным-давно. Агату оставалось несколько ступенек в бассейне.
Вода лизнула босые ноги, намочила край одежд. На первой ступеньке до щиколотки, на второй почти до колена. Этого достаточно и на общем ритуале очищения не требовалось погружаться полностью, только если очень хотелось.
Агат ограничивался несколькими ступеньками и считал свой дог выполненным. Но сегодня поймал взгляд Мельхиора над маской и понял, что стоит зайти поглубже.
Многие ритуалы правда как-то работали, но в основном всё это требовалось для видимости. Агат прекрасно знал, когда он не проходит ритуалов, дворяне начинают шептаться. Вдруг это кровь проклятых дашнаданцев говорит в принце? Что, если он решит отвернуться от пяти добродетелей и предаться пяти порокам?
Мало кто из аристократов был действительно религиозным, но для многих это могло стать отличным поводом начать кампанию против младшего принца.
Возможно, против всего императорского дома.
Агат никогда не говорил об этом с Бериллом и тот вряд ли даже догадывался. На самом деле, ритуалы очищения нужны не только Агату, но и всей семье. Императора подобные вещи не интересовали, от Берилла тоже не требовали, но если бы никто из семьи не очищался, могли пойти нехорошие слухи.
В прошлом году Агат пропустил церемонию, и Янвен доложил ему, среди дворян пошли разговоры, что императорская семья не слишком набожна и точно ли она благославлена на царствование? От них ядовитые ниточки мыслей поползли к обычным горожанам.
Ритуалом Агат не только напоминал, как сам он чтит традиции и очищается от дашнаданского наследия, но и чтит вся императорская семья.
На третьей ступеньке вода дошла до бедер, и Агат порадовался, что она хотя бы теплая. Пусть из подземных источников, но в стенках бассейна тонкие орихалковые вставки с грезами, которые подогревают.
От воскуриваемых трав кружилась голова и слегка плыло перед глазами — как и всегда. Агат не настолько ненавидел очищение водой как очищение дымом. Почему бы вообще не ограничиться очищением песнями и молитвами?
Верховный жрец едва заметно кивнул, будто подбадривая. Мельхиор знал, что Агат не любит происходящее. Ему рассказывали, что когда в детстве он чуть не утонул, именно Мельхиор пытался остановить ритуал, а потом отправил участвовавших жрецов заниматься общественными туалетами. К сожалению, тогда он еще не был Верховным жрецом и не руководил обрядом.
Возможно, вскоре после этого Агата закончили таскать в храм именно из-за Мельхиора. Он стал Верховным жрецом после смерти старика предыдущего и заявил, что юного принца достаточно очистили.
Аромат благовоний и трав казался настолько густым, что будто прилипал к коже, от него слезились глаза и начинало тошнить. Обычно Агат спокойнее переносил церемониальные травы, но сегодня запах казался слишком тяжелым. Так что погрузиться под воду уже не представлялось плохой идеей.
Простые люди часто окунались с головой, считая, что так станут чище. Аристократы не заходили дальше бедер, чаще ограничиваясь первыми ступеньками — они полагали, что мокрыми будут выглядеть глупо.
Агат расправил плечи, вздернул подбородок, вдохнул и окунулся с головой. Пение тут же стало далеким, толпа отступила, оставшись по ту сторону воды, ароматы растворились.
Кожу слегка покалывало от трав и масел в воде, а может, от особых жреческих грез, которые на самом деле и работали в подобных обрядах. Это было привычно.
Что стало необычным, так это то, что Агата будто встряхнуло. Тело стиснула странная сила, не давая вдохнуть. На миг ему показалось, он снова маленький и начинает тонуть. Только на этот раз его никто не держал — Агат тут же вынырнул, делая глубокий вдох.
Сердцебиение Агата бешено билось где-то в горле, он шагнул назад, но споткнулся и чуть не упал, снова окунувшись. К счастью, в воде этого никто не заметил. Он пытался удержать рвущуюся панику, но начал дрожать. Зал как будто стискивал его, тот жар, который обычно бился внутри, теперь пульсировал вокруг, то сжимая, то снова отпуская.
Зал слишком большой, народу много. Он не может, просто не может здесь быть!
Агат попятился по ступенькам, поймал вопросительный взгляд Мельхиора, но думал только о том, как поскорее убраться. К счастью, на бассейне обряд заканчивался, так что зрители не сочли странным, как Агат выбрался, едва не спотыкаясь.
Намокшие одежды облепляли и тянули вниз. Дрожа, Агат коротко рвано дышал и торопился.
Он почти выбежал из зала, и вместе с ударами сердца его плотным коконом будто облепляла жаркая сила, вырвавшаяся изнутри.
***
Принцам запрещалось смеяться на публике. Считалось, нужно поддерживать достойный образ. Алмаз и Берилл следовали правилу. Агат на него плевать хотел. В детстве он постоянно получал нагоняи от наставников, повзрослев, стал более сдержанным, но щедро раздавал улыбки и не стеснялся проявлять эмоции. Берилл этому так и не научился. Наедине с близкими он мог быть другим, но на публике оставался суровым и сдержанным.
После обрядов Агат не улыбался неделями.
Он вряд ли сам это осознавал и замечал, а вот Берилл — очень. Его пугало, когда Агат становился замкнутым, как будто в мире что-то категорически не так. А главное, ему просто хотелось, чтобы Агату было хорошо и спокойно.
Когда Берилл присутствовал на ритуалах, всё проходило гораздо проще. Наверное, Агат чувствовал себя увереннее.
Поэтому Берилл торопился в храм. Но лошадь не могли подать так быстро, на улице сломалась телега и загородила проезд, столпились люди, пришлось объезжать. Да и сам храм стоял на другом конце города.
Берилл знал, что опоздает к ожиданиям перед риуталом, но не сомневался, что успеет к самому обряду. С каждой задержкой уверенность таяла. Когда принц наконец-то подъехал к храму, он с досадой заметил, что дворяне уже выходят, устремляясь к своим каретам. Это значило, основная часть ритуалов прошла.
Проклятье!
Но принц всегда шел последним, Берилл еще может успеть. Он так на это надеялся! Широким шагом Берилл решительно направился внутрь, Салмар и охрана едва за ним поспевали.
Где зал для ритуалов, Берилл прекрасно знал, но последние надежды рухнули, когда он увидел выходивших людей, зато никаких песнопений. Обряд точно завершился.