Ашнара кивнула стоявшим стражам и едва заметно коснулась дракона, когда проходила — на удачу.
Небольшой коридор спускался под землю и выводил в крипту, где сейчас горело больше факелов, чем обычно. Стражи не было, Агат явно всех выпроводил. Сам он ходил из стороны в сторону, скрестив руки.
— Что ты такой нервный? — усмехнулась Ашнара.
Остановившись, Агат взглянул на нее с раздражением:
— Наконец-то! Давай быстрее покончим с этим. Мне не по себе от того, что ты хочешь сделать.
Усмехнувшись, Ашнара двинулась вдоль стены, ведя пальцами по каменным плитам с выбитыми именами членов императорской семьи.
— Что, неужели никогда не расхищал гробницы?
— Прекрати, — пробормотал Агат.
Он сделал охранный жест малафисов, жрецов, отвечающих за смерть. Принц Агат никогда не был набожным, но на смерть в Шеленарской империи всегда смотрели с почтением и благоговением. Такое отношение воспитывалось с детства. Ашнара находила это забавным, особенно с учетом того, что они верили в перерождение. К чему тогда трястись над трупами.
Тем не менее, она уважала чужие культуры и мировоззрения. Поэтому Ашнара замолчала и больше не пыталась поддеть Агата. В конце концов, он хотя бы согласился ей помочь. Берилл бы никогда на такое не пошел. Да и стражу Агат не просто так оставил у дверей — никто не должен знать, чем они тут занимаются.
Крипта полностью принадлежала роду Амадисов. Пока занятых ниш было не так уж много, по историческим меркам довольно молодая фамилия. Но именно поэтому даже дальним родственникам и умершим в младенчестве пока отдавались отдельные альковы.
Ашнара остановилась перед нужным. Провела кончиками пальцев по имени и повернулась к Агату:
— Давай. Чем быстрее закончим, тем быстрее вернешься к своим делам.
Она прекрасно знала, что принц организует экспедицию едва ли не больше Берилла. Тем более ценила, что он согласился отвлечься и помочь ей.
Сняв перчатки, Агат засунул их за пояс и достал из кармана небольшое устройство: костяной нож, сплавленный с орихалком. Дорогая и редкая штука, которую грезящие дали экспедиции, потому что в руинах Ша’харара могло понадобиться то, что режет камень.
Агат что-то прошептал, то ли молитву, то ли ругательство. Ашнара не разобрала. Правой рукой принц воткнул нож в камень, левой придерживая плиту посередине. Орихалк засветился, и Ашнара почувствовала легкое покалывание, какое всегда ощущалось при работе сильных грёз.
Нож вошел в камень и осторожно двинулся по периметру плиты, пока она не дрогнула. Агат едва успел подхватить ее и, охнув, опустить на пол. Он шагнул назад, не очень-то желая заглядывать в нишу и тем более доставать то, что там находилось.
Это дело Ашнары, ее трупы ничуть не смущали, тем более кости. Она взяла один из факелов и заглянула внутрь, где на богатой — и порядком истлевшей — ткани лежал миниатюрный скелет.
Принц Лазурит, старший брат Берилла и Агата. Сейчас он мог быть наследником престола — если бы прожил дольше, чем пару недель. Достаточно для того, чтобы получить императорское имя, но недостаточно для того, чтобы сейчас о нем хоть кто-то вспоминал.
Народ Ашнары придерживался иных верований. Кости — это всего лишь останки, и они должны служить людям. Это не бремя, это честь и долг. Поэтому из костей родственников делали украшения, их нашивали на одежду и прикрепляли над порогом. Ашнара выросла под перестук костей.
Она провела пальцем по миниатюрному черепку, мысленно вознося короткую молитву на родном языке. А она-то думала, что давно всё позабыла. Но видимо, это уже в ее собственных костях.
Достав из сумки на поясе стеклянную банку, Ашнара положила туда несколько фаланг и плотно закрыла ее, снова спрятав.
— Закрывай.
Агат стоял в стороне, отвернувшись. Тут же подхватил плиту, с усилием поднял и водрузил на место.
Орихалковые грёзы не могли снова сцепить камень, но для этого у Ашнары имелось собственное средство. Достав еще одну баночку, алхимик сняла перчатку и нанесла мазь вдоль всего разреза. Потребовалось несколько минут, чтобы раствор схватился и потемнел. Никто и не разглядит, что гробницу вскрывали.
Правда, если что, второй раз Ашнара сможет проделать такое и одна, у нее есть средство, растворяющее мазь. На случай если сразу с костями ничего не выйдет, она не собиралась еще раз кого-то просить.
Утерев пот со лба, Агат вздохнул, но явно почувствовал себя спокойнее, когда они закончили. Похоже, сами по себе кости мертвого брата в сумке Ашнары его не очень смущали.
— Лучше б еще раз с моей кровью попробовала.
— Ничего же не вышло, — пожала плечами Ашнара.
— Думаешь… это из-за дашнаданской части?
— Нет. Алхимии плевать, кто твоя мать, пока у вас с Бериллом общий отец. Была какая-то другая причина. Я обязательно до нее докопаюсь, но сначала хочу найти противоядие для Берилла.
— Кости помогут?
— Если с кровью брата зелье не вышло, возможно, сработает с костями брата.
Главное, не рассказывать Бериллу, что он будет пить. В этом плане он еще щепетильнее Агата. Он бы и на вскрытие гробницы никогда не согласился, пусть даже это могло спасти его жизнь.
Кивнув Ашнаре, Агат направился к выходу, но Ашнара его остановила:
— Подожди, я хочу осмотреть твой шов.
Принц глянул с удивлением, и Ашнара вздохнула:
— Я не доверяю вашим лекарям. Тем более, тебе сейчас пришлось опять таскать камень.
Он пожал плечами и вернулся, усевшись прямо на постамент, куда после смерти и до погребения клали тело. Похоже, к этому Агат никакого благоговения не испытывал.
— Я не хотел, чтобы стража знала, чем мы тут занимаемся, — сказал Агат.
— Справедливо. Спасибо, что помог.
— Я хочу, чтобы ты отыскала противоядие.
— Как ты веришь в мое искусство.
— Больше, чем в молитвы жрецов или кудахтанье лекарей.
— Но с последним стоит мириться. Иначе бы завтра ехал верхом.
Агат помрачнел:
— Уже слышала, да?
Вообще-то ей рассказал Берилл. И о том, как после грёз снова разошлась рана Агата, и как заявил, что верхом брат в экспедицию не поедет. По правде говоря, Берилл был готов настаивать, чтобы Агат остался во дворце, но приказать мог только император, а он не стал бы. К тому же Берилл опасался новых покушений. Он не рассказал Ашнаре всего, и она не винила, но поняла, что он считает, за этим стоят жрецы.
Агат задрал рубашку, Ашнара взяла факел и придирчиво осмотрела шов.
— Ваши лекари знают свое дело, но в пути я сама займусь твоей раной. У меня есть отличная мазь.
— Если она не из костей младенца, то всё в порядке.
— Из слизняков.
Агат издал какой-то сдавленный звук, и Ашнара рассмеялась:
— На самом деле, всего лишь травы и немного минералов. Но я хочу, чтобы на время пути ты снял весь орихалк и не грезил.
— Что?
— Ты всегда не очень-то поддавался воздействию грёз, но у меня есть подозрения, что сейчас они могут в любом виде плохо на тебя влиять.
Сжав губы, Агат кивнул, но заметно помрачнел. Избавиться от всего орихалка для имперца было странно, а уж запрет грезить для Агата совсем тосклив. Он слишком любил это дело.
Берилл заставил его ехать в одной из повозок, а не верхом. Теперь Ашнара хотела лишить его грёз. Хотя Агат научился маскировать эмоции, Ашнара слишком хорошо его знала, поэтому догадывалась, что он чувствует.
Она выпрямилась, отводя факел и вздохнула:
— Немного грезить точно сможешь. Просто не безконтрольно. И дай хотя бы ране зажить до конца.
Собрав принесенные факелы, Агат двинулся к выходу, и Ашнара следовала за ним. Она помнила Агата маленьким мальчиком, который один из немногих не боялся алхимика и с упоением лез в ее дела. Он родился и вырос здесь, несмотря на кровь матери, он был имперцем, плоть от плоти этой земли, пропитанный ее верой и ее историями. И в то же время для остальных он оставался таким же нездешним, как сама Ашнара. Только она заворачивалась в инаковость, будто в изысканный плащ, Агат же не понимал, что с этим делать.