Академик протянул Элцу руку, желая обменяться рукопожатием. Но, вместо того чтобы пожать протянутую руку, старик взял обеими руками кисть Самойлова и, поднеся ближе к своим глазам, стал внимательно рассматривать ладонь.
— У них, вероятно, не принято пожимать руку, — заметил я. — Возможно, жестом приветствия здесь служит потирание лба.
Элц прислушался к моему замечанию: ведь наш разговор был для него понятен, так как по экрану безостановочно бежали ряды слов. Поэтому после моей фразы Элц стал тереть свой лоб.
Академик рассмеялся.
— Он неправильно понял твоё замечание. Как называется ваша планета? — спросил Пётр Михайлович вслед за этим.
— Гриада… — услышали мы в ответ.
— Гриада? — переспросил я. — Красивое название. Значит, жители планеты — гриане… Что вы намерены делать с нами? Куда мы сейчас пойдём?
Элц подал знак, и двое гриан показали нам на аппарат-яйцо, видимо, приглашая куда-то лететь.
Я отрицательно покачал головой:
— Нет, не выйдет. Я никуда не пойду от астролёта. Мы уйдём, а они потом растащат «Уранию» по частям в свои музеи!…
Нам снова показали на аппарат.
— Не упрямься, Виктор, — тихо посоветовал Пётр Михайлович. — Не забывай, что они — хозяева и мы в их власти Делай, что говорят. Я думаю, что с «Уранией» ничего не случится. Закроем её шифрованной комбинацией, ведь строители предусмотрели и это.
Наспех забрав кое-какие необходимые вещи, мы в последний раз окинули взглядом порядком надоевший, но теперь такой родной салон, выключили все механизмы и приборы в рубке, сбросили скафандры и вышли наружу. Пётр Михайлович набрал шифрованную комбинацию на своём радиопередатчике и излучил её в виде радиоимпульсов Эти импульсы воздействовали на электронный автомат, закрывающий люк. Теперь он откроется только после вторичного излучения такой же комбинации, которую мы хорошо запомнили.
Едва мы вышли из астролёта, как почувствовали, что попали буквально в пекло. Нас поджаривало со всех сторон. Академик посмотрел на наручный термометр и сказал: «Ого!»
— Шестьдесят пять градусов жары! — воскликнул он. — Хуже, чем в нашей бывшей Сахаре!…
Дело в том, что первый раз мы выхолили из астролёта в скафандрах, внутри которых автоматически поддерживалась ровная, умеренная температура.
Несмотря на жару, воздух Гриады был необычайно живительным. В нём содержались большие, чем в земном воздухе, количества озона и кислорода. Грианский воздух вливался в лёгкие, словно целительный бальзам. Тем не менее, едва мы ступили несколько шагов, как стали дышать, точно рыбы, выброшенные на прибрежный песок. Нас просто оглушил этот льющийся потоками зной.
— Назад в астролёт! — прохрипел я, тяжело отдуваясь и смахивая катившийся градом пот. Академик чувствовал себя не лучше.
Гриане, заметив наше плачевное состояние, поспешили втащить нас в яйцевидный аппарат. Сразу стало легче: несмотря на открытый люк, здесь было прохладно, работала какая-то охлаждающая установка. Мы видели, что гриане чувствовали себя прекрасно и вне аппарата. Их организмы в результате длительной эволюции приспособились, вероятно, к необычно жаркому экваториальному климату Гриады.
Аппарат очень плавно приподнялся метров на десять и медленно поплыл на юго-восток. Под нами простиралась бескрайняя, словно полированная, равнина.
— Что за планета? — недоумевал Самойлов. — Неужели эта неправдоподобно гладкая равнина — естественного происхождения?
В ответ на его вопрос Элц изобразил на лице нечто вроде улыбки.
— Троза, — сказал он. Потом снова произнёс знакомое уже нам слово: — Гриада.
— Ничего не понимаю, — сказал я, посмотрев вниз, где по-прежнему тускло отблескивала полированная «земля».
— Что-то виднеется вдали, — заметил академик.
На горизонте стали вырисовываться какие-то тёмные пятна, и вдруг полированная равнина кончилась. И вот уже вместо неё мы видим слева от себя уходящую в обе стороны к горизонту выпуклую серебристо-жёлтую стену.
— Смотрите, Пётр Михайлович! Сквозь эту стену я различаю какие-то постройки, растения!
— Не может быть! — Самойлов стал пристально всматриваться, но стена быстро удалялась от нас.
— Это какое-то грандиозное сооружение километровой высоты, но что — не могу понять.
Он повернулся к Элцу и спросил, указывая на стену: «Что это такое?» Элц снова отрывисто ответил: «Троза».
— Сооружение называется Троза, — сказал мне Самойлов, пожимая плечами. — Но это ни о чём не говорит…
Между тем внизу проплывали красочные пейзажи Гриады, и мы, как зачарованные, любовались природой этой удивительной страны. Пылающее белое солнце, чуть больше земного, нестерпимо ярко горело в фиолетово-лазурной бездне небосвода, разбиваясь мириадами искр на поверхности многочисленных фиолетовых водоёмов и многоводных рек, на цоколях и шпилях причудливых строений. Грианское солнце светило не так, как земное. Оно было более радостным. Казалось, что вся природа, зажмурив гллза, блаженно улыбается, широко раскрыв объятия живительному потоку лучистой энергии. На горизонте струилась пелена нежнейшей фиолетовой дымки, пронизанной оранжевыми блёстками. И, куда ни бросишь взгляд, везде многоцветное море растительности. Но самым необычным зрелищем было, конечно, звёздное сгущение центра Галактики. Оно представлялось в виде ослепительно белого облака, немного уступавшего по яркости солнечному свету. Теперь нам стала понятна чудовищная жара, царившая здесь: центр Галактики посылал на планету дополнительный мощный поток тепла.