— Не может быть! — Я бросился к пульту и включил сразу все экраны, проекторы и открыл иллюминаторы.
Вид небесной сферы был ужасен: мы находились в центре огромного мрачного полого шара. Куда девались бесчисленные светлячки звезд! Я видел лишь мрак и черноту. Где-то далеко, невообразимо далеко — или это только мерещилось мне? — чуть-чуть светились белесоватые или золотистые пятна. С большим трудом я осознавал, что каждое из этих пятен является Галактикой, Млечным Путем, то есть огромным звездным островом, содержащим миллиарды и десятки миллиардов солнц. Я ужаснулся. Где же наша Галактика? В какой стороне ее искать?
Я с мольбой посмотрел на Самойлова.
— Взгляни в том направлении, — сказал он, указывая в задний левый иллюминатор.
В бездонной глубине пространства четко рисовалась гигантская раскручивающаяся спираль, истекая брызгами звездного молока. На некотором расстоянии вокруг спирали, как бы обрамляя ее, светились яркие сферические облака — шаровые звездные скопления.
— Это наша Галактика! — радостно воскликнул я.
Мы долго смотрели туда, где миллиарды звезд, сгущаясь, образовывали сплошное облако. То был центр Галактики. И где-то там — планета Икс, которую мы должны разыскать.
— Мы первые люди, которым выпало огромное счастье наблюдать свою Галактику из мирового пространства, — с гордостью сказал Самойлов. — Сделаем как можно больше снимков и надежно их сохраним: на Земле нам за это поставят золотой памятник благодарные астрономы.
И он поспешил в фотолабораторию. Вскоре я увидел, как ученый направил широкий, как жерло вулкана, телеобъектив кинофотоаппарата на далекую Галактику.
— Да, но сколько же световых лет до нее? — крикнул я через дверь.
— Сейчас узнаем.
Некоторое время раздавался лишь треск электронного интегратора. Закончив вычисления, Самойлов вдруг выбежал из лаборатории и склонился над звездной картой.
— В чем дело? Что случилось? — спросил я, ничего не понимая.
— Эти непонятные возмущения пространства, которые появились при суперсветовой скорости, забросили нас черт знает куда, — глухо сказал он. — Оказывается, наш астролет поднялся над уровнем звездного колеса Галактики более чем на двести тысяч парсеков. Следовательно, до центра ее теперь не менее миллиона световых лет, то есть триста семь тысяч парсеков!
— То есть в тридцать раз дальше, чем в тот день, когда мы стартовали с Луны, — в тол ему закончил я.
Самойлов озадаченно потер лоб.
Воцарилось угрюмое молчание. Неведомый страх перед грандиозным расстоянием охватил меня. Триста семь тысяч парсеков! Если лететь со скоростью обычных фотонных ракет, нужно двести четыре тысячи лет! Я с благодарностью посмотрел на Самойлова, вспомнив, что именно ему и его сотрудникам из Академии Тяготения обязано человечество чудесной машиной пространства-времени. Она-то не будет преодолевать это расстояние две тысячи веков…
Двадцать три дня мы расходовали драгоценное гравитонное топливо, погашая световую скорость почти до нуля, чтобы иметь возможность повернуть «Уранию» обратно к звездам, свету, жизни — к Галактике.
Скучать не приходилось, все это время мы кропотливо составляли программу для электронного вычислителя.
Еще два месяца пришлось ждать, пока машина вычислила траекторию обратного пути, режим работы двигателя и другие данные.
И вот снова заработал главный двигатель. Спустя восемьдесят два часа «Урания» развила скорость, только на одну сотую километра в секунду меньшую скорости света. Робот с бесконечной осторожностью перевел ракету на инерциальный полет.
— Ну что ж… — облегченно вздохнул академик. — Теперь мы довольно быстро долетим до центра Галактики. Автоматика работает безупречно. Расстояние, равное одному миллиону световых лет, астролет покроет за двенадцать лет.
Еще раз проверив работу приборов, мы погрузились в анабиозные ванны.
Глава седьмая
ВЗРЫВ СВЕРХНОВОЙ
Третий год мы блуждали в центральной зоне Галактики, разыскивая таинственную планетную систему. Самойлов почти не спал, осунулся и побледнел.
Хмуря клочковатые жесткие брови, он без конца вычислял все новые и новые варианты траекторий, не давая отдыха электронному вычислителю. Но все было безрезультатно: на экранах сияли, словно смеясь над нами, незнакомые звезды, сплетаясь в узоры никогда не виданных созвездий.
— Мы израсходовали восемьдесят процентов топлива, — упавшим голосом доложил я академику, проверив интегральные кривые расхода энергии.
Петр Михайлович ничего не ответил, а только ниже опустил голову, в который уже раз подбирая траекторию движения, выводящую нас в планетную систему желтой звезды типа Солнца в юго-восточной части Змееносца. Если, конечно, верна его гипотеза, разработанная еще на Земле…
Три года мы окружены этим сверкающим калейдоскопом цветных солнц, которые густо усыпали небесную сферу. Как хочется снова увидеть ласковый земной небосвод! Именно небосвод, а не этот черный, точно сажа, полый шар, в центре которого мы как будто помещены. Внутренняя поверхность шара усыпана блестящими шляпками звезд, число которых бесконечно больше числа звезд, видимых с Земли. Каким мертвым представляется галактическое небо, блестящие звезды которого совершенно неподвижны, как золотые гвозди в церковных куполах! Они не мерцают и видны предельно отчетливо. Кое-где чернота позолочена или посеребрена — это туманности и Млечный Путь, яркой широкой полосой идущий по большому кругу внутри черного небесного шара. Из бортового иллюминатора видно сияющее золотое облако — центр Галактики.
Досадно, что нельзя развить большую скорость движения: не позволяют чудовищно сильные поля тяготения, окружающие нас со всех сторон.
Вот и «сегодня» меня разбудил тревожный, все нарастающий вой гравиметра. Сомнений не было: астролет вошел в неведомое гравитационное поле. Но почему это произошло так неожиданно? Почему прибор безмолвствовал несколькими часами раньше, хотя он должен был подать сигнал еще сутки назад, судя по силе встретившегося поля?.. Может быть, мы опять перешагнули какой-нибудь порог недозволенного?
Но ничего подобного не было. Стрелка акцелерографа показывала замедление, скорость держалась на уровне девяноста тысяч километров в секунду. Прибор продолжал выть.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Петр Михайлович. — Похоже, будто это поле тяготения было окружено какой-то стеной, а мы ее внезапно пробили.
Я включил экраны. Та же черная полая сфера.
Но в левом углу бокового проектора мы заметили необычно огромное солнце-звезду, расположенную к нам явно ближе всех остальных.
— Половина светового года, — сказал я Самойлову, определив до нее расстояние.
— Вероятно, это потухающая.
Неожиданно все экраны астротелевизора вспыхнули ослепительным иссиня-фиолетовым светом причудливых оттенков. Интенсивность лучистой энергии была столь велика, что три экрана мгновенно потухли: очевидно, у них вышли из строя преобразователи излучений. Ничего не понимая, я смотрел на это призрачно-фиолетовое лохматое светило. Словно неведомый великан взглянул на нас своим огромным зловещим оком. Звезда была величиной с купол Исаакия!
Ее видимый диск был в десятки раз больше солнечного, наблюдаемого с Земли. В довершение всего светило увеличивалось, распухало на глазах. Во все стороны от него тянулись огромные газовые струи.
— Вспышка Сверхновой, — произнес Самойлов напряженным голосом. Я видел, что он находится в состоянии сильнейшего волнения. — О Сверхновых звездах я знал лишь по учебникам астронавигации, где они вскользь упоминались, и не придал большого значения волнению академика.
Временами часть поверхности звезды мутнела, заволакивалась клубящимися газовыми вихрями, и казалось, что звезда подмигивает нам.
С трудом разбираясь в необычном узоре созвездий, я определил, что астролет на пути к созвездию Змееносца. Это было утешительно: траектория не слишком уклонилась от недавно намеченной Самойловым. Значит, все в порядке? И я вопросительно повернулся к ученому.