В квартале от здания двадцать седьмого управления КГБ Сагануренов наткнулся на группу людей, избивавших кого-то ногами. Он не знал, кого и за что бьют, и скорее свернул на соседнюю улицу.
Когда Сагануренов наконец добрался до бетонной громады здания двадцать седьмого управления, он совсем запыхался и устал. Здесь все выглядело вполне нормально, разве что машин перед зданием почти совсем не было. Стоявший обычно перед входом милиционер тоже куда-то исчез.
Сагануренов заранее нашарил в кармане удостоверение, немного отдохнул и толкнул тяжелую самшитовую дверь. Но показывать удостоверение оказалось некому. Холл управления был пуст, даже охранник за пуленепробиваемым стеклом отсутствовал.
В помещении пахло гарью, Сагануренов окончательно перепугался. Но огня или дыма видно не было. Только запах гари и пустота, и ни одного сотрудника или посетителя. Сагануренов на всякий случай показал удостоверение пуленепробиваемому стеклу и отважно пошел вверх по лестнице.
Дойдя до первого пролета, он посмотрел в большое окно, откуда открывался вид на внутренний дворик управления. Там суетился десяток сотрудников, которыми командовал офицер в звании майора. В центре дворика был сложен огромный костер из документов, костер чадил, языки пламени жадно поглощали государственные секреты. Весь дворик был заставлен ящиками, полными папок, и бойцы постоянно подкармливали жадное пламя новыми порциями бумаги.
Происходило что-то нехорошее. Сагануренову очень захотелось уйти домой к маме, но он не мог. Генерал ждал его, нужно было выполнять приказ.
Сагануренов дошел до второго этажа. На лестнице и в коридорах здесь было также пусто, но из конца коридора слышались странные звуки. Дверь одного из кабинетов рядом с лестничным пролетом была приоткрыта, и Сагануренов заглянул туда.
На столе лежал человек, под его головой натекла лужа крови, рядом валялся пистолет. Сагануренов никогда раньше не видел мертвецов. Как зачарованный он подошел к человеку. Кровь капала из головы человека на пол и ее капли тихонько постукивали. На столе перед самоубийцей лежал перепачканный в крови листок бумаги. Сагануренов, не прикасаясь к листку, прочел:
«Я не могу так жить.
Физически и психологически противно.
Моя Родина разрушена и уничтожена.
Все, во что я верил с детства, смешано с грязью (зачеркнуто) дерьмом (зачеркнуто) ГОВНОМ (подчеркнуто дважды).
Я уже ничего не понимаю.
Катя, знай, что я тебя люблю!!!
И всегда буду!!!
Валерке скажи, что его папу убили демократы-реформаторы!
Он поймет. Он умный, он ведь ходит к профессору Топтыгину.
Катенька! Катюша! Я прятал от тебя водку в серванте, за китайской вазой.
Не удивляйся, когда найдешь ее.
Вот такой вот у тебя был муж.
Прости меня!»
Сагануренов тупо смотрел на труп. Ему почему-то не было страшно, все было слишком нереальным, как во сне.
Сагануренов вышел из кабинета и пошел в конец коридора, откуда раздавались странные звуки. В холле в конце коридора работал телевизор, но звук был выключен, так что шумел не он. На экране выступал министр научного атеизма Запобедов. Это показалось Сагануренову даже страннее любых мертвецов.
Запобедов был самым мелким и малозначимым из советских министров. Про него традиционно писали одну короткую заметку в «Правде» раз в год, на день рождения Запобедова. А по телевизору его вообще не показывали ни разу, большинство советских граждан даже не знали, что такой министр существует.
Но Сагануренов смотрел на экран беззвучного телевизора уже полминуты, а там все еще был Запобедов, читавший что-то по бумажке. Сагануренов даже забыл про странный шум, из-за которого он сюда пришел. Шум раздавался из кабинета в самом конце холла, но Сагануренов не пошел туда, а включил звук у телевизора.
— ... болен и более не способен исполнять свои обязанности. Поэтому, чтобы спасти нашу страну от окончательного развала и скатывания в штопор хаоса, я вынужден взять власть в свои руки, — читал по бумажке Запобедов, бумажка в руках министра тряслась, — С сегодняшнего дня я назначаю себя самого президентом СССР, министром обороны СССР, председателем КГБ, премьер-министром, председателем верховного совета СССР, министром внутренних дел, генеральным секретарем ЦК КПСС, и на всякий случай — председателем Верховного Совета Латвийской ССР