Генерал прошел к двери кабинета и приоткрыл ее:
— Лейтенант, зайдите.
В кабинет вошел один из бойцов «Метели» с автоматом, стороживший до этого в приемной.
— Лейтенант, убейте Сагануренова, пожалуйста.
— Услышат же, — засомневался лейтенант.
— И что? Всем плевать, — успокоил его Бидонов, — У нас за сегодня трое сотрудников застрелились, на выстрелы уже никто не обращает внимания. Кроме того, в здании почти никого нет, большая часть охраны разбежалась. Стреляйте, лейтенант. И поехали уже быстрее, самолет через час. А его труп бросим в холле, и сунем ему в руку пистолет. Пусть все думают, что тоже покончил с собой. Не выдержал тяжести тирании Запобедова, так сказать.
— Как застрелите? — с трудом произнес Сагануренов, собственный голос казался ему совсем далеким и странным, — Меня мама ждет... Она сегодня оладушки пожарила, к моему прилету... Из Италии... Она все ждала, когда я вернусь...Не надо... Я же был хорошим и выполнял все приказы... Не хочу больше быть чекистом... А можно я домой пойду... Я же еще маленький, мама говорит... И я ей открытку итальянскую купил, она их любит в рамочки вешать... На кухне...
— Завтра на кухне твоей мамы в рамочке будет висеть отнюдь не вид Палермо, а твоя фотография, Сагануренов, и будет она в черной рамочке, — жестко произнес генерал, — В последний раз спрашиваю, поедешь со мной?
— Нет... Можно я пойду, а... Отпустите меня!
— Дурак ты, Сагануренов, хотя и умный. Можно конечно накачать тебя сейчас лекарствами и вывезти силой под видом пьяного или больного чилийского дипломата по подложным документам. Но если честно, у меня просто нет времени, за мной уже идут. Через полчаса штурмовики будут здесь, встречаться с ними я не намерен, так что мне пора. Спрашиваю в последний раз. Самый последний. Поедешь? Ты о маме подумай, которая тебя любит.
— Я.... Родиной не торгую.
— Стреляйте, лейтенант.
Но Сагануренов не услышал выстрела и боли не почувствовал. Только увидел яркую вспышку. Он всю жизнь больше всего ненавидел движение. Теперь двигаться больше не придется никогда.
Хрулеев: В зачарованном лесу
Октябрь 1996
Балтикштадтская губерния
Хрулеев понял, что он проиграл. Потерпел тотальное экзистенциальное поражение.
Но иначе и быть не могло. Он просто трус, предатель, лжец и убийца. И даже Шуру, единственную, кто помог ему, пустили из-за него на фарш. Он все потерял.
Его автомат и рюкзак с эмблемой группы «Кино», набитый снедью и нужными для выживания вещами, остались в домике любителей пельменей. И путь к дочке он тоже потерял.
Да и была ли когда-нибудь у него дочка? Может быть, вся жизнь была просто сном, мимолетным видением, предсмертной галлюцинацией умирающего.
День кончился, наступила холодная ночь, потом опять серый день, и снова ночь.
Из вещей у Хрулеева осталось только то, что было в карманах. Зажигалка, складной нож и дочкино тамагочи, которое вернула Хрулееву Люба. Но тамагочи Хрулеев не включал, смотреть, сколько сейчас времени, не было необходимости. Еще верная Тотошка ковыляла рядом и иногда рычала на сосновую чащу.
Он не знал, сколько уже бродит по зачарованному лесу. Может быть, сутки, а может и целую неделю. Время вдруг перестало быть линейным и закольцевалось, запуталось.
Предупреждающая табличка на финском старом заборе и Балбесов не врали. Лес действительно был заколдованным. Он проглотил и сожрал Хрулеева, а теперь начинал переваривать. Первое время Хрулеев еще искал выход, шоссе на Лугу и озеро, где на островке сидела совсем одна его дочка месяц назад. Но потом он все забыл.
Он уже месяц был в Оредежском районе, но таких глухих и огромных лесов раньше не встречал. Не было здесь ни шоссе, ни озера, ни дочки. Вообще ничего. Только высокие сосны, ледяной холод, мшистые холмы, запахи осеннего леса, шум ветра и древние валуны.
Хрулеев даже не мог найти обратный путь к домику лепильщиков пельменей, чтобы принять быструю смерть.
Хрулеев догадывался, куда он попал. Раньше давным-давно еще до начала времен такими лесами был покрыт весь Оредежский район. Тогда здесь никого не было, мир был первозданным и чистым, лишь иногда на берегах черных быстрых речек встречались финские хутора, полудикие обитатели которых тысячелетиями жили охотой и рыбной ловлей. Цивилизация приходила сюда медленно, постепенно, но неуклонно. И вот от древнего мира остался лишь этот лесной массив, реликт и заповедник иных эпох.