Выбрать главу

— Ябалак, ял ит!

Филин сделал еще один круг, а потом медленно спикировал на забор и занял свое место рядом с воротами.

— Так что тебе здесь надо, Хрулеев? — продолжил беседу громкоговоритель в тюбетейке.

— Я ищу девочку, свою дочь, — сказал Хрулеев и тут же испугался того, что ордынцы могут отреагировать на это сообщение так же неадекватно, как мэр Автогенович. Но ордынцы вообще никак не отреагировали на сообщение. Прошло несколько секунд, прежде чем громкоговоритель наконец спросил:

— И что?

— Может быть, вы мне поможете? У меня есть ее фото. Возможно, вы ее видели, — Хрулеев достал из кармана фотографию и поднял ее как можно выше, к закрепленной над воротами камере. Хрулеев даже встал на цыпочки, но громкоговоритель равнодушно произнес:

— Ни хрена не вижу. Сейчас, подожди...

За воротами что-то заскрипело и спустя несколько секунд из-за ворот выбросили толстый длинный канат, на конце каната на крюке болталась плетеная корзинка.

— Клади, — распорядился громкоговоритель.

Хрулеев положил фотографию в корзинку, за воротами застучал некий невидимый Хрулееву подъемный механизм, и канат с корзинкой пополз вверх. Корзинка скрылась где-то наверху ворот, и Хрулеев вдруг пожалел, что отдал свою ценность. Вдруг ордынцы не захотят вернуть фотографию? На несколько секунд повисло молчание, а потом громкоговоритель спросил:

— Ты ее из задницы что ли достал?

— Нет, ее помял Автогенович, мэр Оредежа.

— Ого, — удивился громкоговоритель, — Странно, что он тебя не помял. Кто же показывает нашему дорогому мэру фотографии детей? Ты опасный парень, если решился на такое.

— Он меня прогнал, когда я показал ему фото. И ружье отобрал, — объяснил Хрулеев.

— Автогенович сумасшедший, если заговорить при нем о детях или показать ему изображение ребенка, или вообще хоть как-то коснуться вопроса детей — у мэра кукуха едет. Не любит он детей короче, впрочем, в нынешние времена это ведь и неудивительно. Кстати, ты нашел его тайник?

— Нет, — признался Хрулеев.

Громкоговоритель расстроено вздохнул:

— И мы нет. Мы обшарили весь Оредеж, все проклятое здание администрации, но тайника нигде нет. Между тем, у Автогеновича тонны президентских рационов, а еще лекарства, пулеметы, автоматы и даже гранатомет есть. Он сам нам признался, когда мы послали к нему своего человека под видом инспектора гражданской обороны. Мы пытались следить за мэром, но он завел наших соглядатаев прямо к детям, в результате их разорвали на куски, а сам Автогенович успешно сбежал. Хитрая тварь. Так о чем это мы?

— О моей дочери, — напомнил Хрулеев, — Я дал вам фото.

— Да, конечно. Ого, ништяковый пляж. Где это снято?

— В Монако, год назад.

— И кто из них твоя дочь — беленькая или черненькая?

— Черненькая.

— Ого, жена то у тебя бик матур.

— Это какое-то ругательство?

— Говорю, красивая у тебя жена, повезло тебе. Она жива?

— Я не хочу об этом говорить, послушайте...

— Так, стоп. Подожди-ка, братан. Где, ты говоришь, это снято? В Монако, год назад?

У Хрулеева внутри все похолодело. Он понял, что взболтнул лишнего, сейчас вероятно ордынцы его убьют. Хрулеев теперь смотрел только на филинов, ожидая, когда громкоговоритель даст им команду разорвать Хрулеева на куски. Повисло молчание, филины не двигались.

Наконец громкоговоритель спросил:

— Ты что, из этих?

— Нет.

— Ты грибификатор? Отели в Монако год назад снимали для своих сотрудников грибификаторы, я точняк помню, вас еще по телику показывали.

Хрулеев собрал всю свою волю, главное сейчас чтобы голос не дрогнул, ничего не должно выдать его.

— Я не грибификатор, я бизнесмен, у меня был свой бизнес в столице по продаже оружия. Я был богат и действительно отдыхал в тех же отелях, что и грибификаторы. Это правда.

Вновь повисло молчание. Наконец громкоговоритель безразлично произнес:

— Никогда ее не видел. Прости, братан.

Из-за ворот Хрулееву выкинули корзинку с фотографией.

— Может быть, покажете остальным? Вас же много там, за забором?

— Нет, — ответил громкоговоритель, — Мне лень. Кроме того, мы не ходим в Оредеж, мы не рассматриваем местных детей. Когда мы видим детей — мы просто убегаем. Ясно?

— Ясно. Возьмите меня к себе, а.

— Не возьмем.

— Это потому что я не ордынец?

— Не в этом дело. Не обижайся, братан, но у нас плановая экономика. Продуктов сейчас едва хватает, если возьмем себе еще один рот — у нас начнется голод. Нам такого не нужно.