— Здравствуй, Андрюшка, — говорю. — У тебя черви заготовлены?
— Здравствуйте. А зачем они?
— Как! — удивился я. — Разве мы не пойдем с тобой на рыбалку!
— Куда?
— На наши места, на Карексу.
Андрюшка пожал одним плечом и сморщил нос.
— Может, тебе там не нравится?
— Нравится-то нравится, — простодушно ответил он, — да только ловить там сейчас нельзя.
— Это еще почему?
— Вода после дождика мутная.
— Но дождик был совсем маленький. Смотри, — показал я в окно, — пыль, и ту плохо прибило.
— Это у нас, в деревне. А вы видели, что творилось над Поповой Лысиной?
Попова Лысина — небольшой перелесок около Карексы. Назвали метко, ничего не скажешь. На плоской вершине угора деревья растут только по краям, этаким венчиком. В середине образовалась широкая проплешина. Когда-то, в пору единоличных хозяйств, здесь была маленькая полоска — следы борозд и теперь заметны. Позднее поле залужили. Однако зарасти кустами поляне не дал скот: Попову Лысину прирезали к выгону. Проплешину на плоском угоре чище литовки бреют коровы, а сам склон, сбегающий к Карексе, покрыт густым вересником и соснами, словно обросший затылок.
Час назад действительно ходили тучи в той стороне. Но Андрюшка мне показался явным паникером. Я ему так и сказал.
— Я с чердака смотрел, — упорствовал он. — Туча шла на нашу деревню как раз через Попову Лысину.
— По-твоему, мы остались без работы? — спросил я.
— А вы по грибы пойдете? — почему-то перешел он на шепот.
— По грибы? — удивился я неожиданному повороту Андрюшкиных мыслей и также полушепотом ответил:— Так ведь они не растут. Мы с тобою в лесу были? Были. Ни одной синявки, кругом сушь.
— А сегодняшний дождь? — хитро прищурился Андрюшка.
— После него еще рано.
— Маслята растут быстро, — гнул он свою линию.
Мы на том и сошлись, что утром попытаем счастья.
— Только встать надо пораньше да пройти незаметно, огородами.
— Это почему? — удивился я.
— Чтобы нас никто не увидел.
Андрюшка оставался верен себе. Когда на рыбалку шел, тоже самой дурной приметой считал встретить кого. Я знал: он ни за что не пройдет по деревне с удочками в руках. В темноте — и то норовит прошмыгнуть огородами. Но я не думал, что столь же скрытно он уходит в лес.
— Ладно, — согласился я. — Уйдем пораньше и незаметно.
— И корзину берите поменьше.
— А если маслят вырастет много?
— Первый раз надо идти с маленькой.
Андрюшка явно не хотел вдаваться в разъяснения. Должно быть, на этот счет существует примета, высказать которую он постеснялся. Я его не принуждал. С тем мы и расстались.
На утро, когда я вышел из дому, он сидел под черемухой.
— Доброе утро, — изменив своему правилу не здороваться первым, сказал Андрюшка. — Собирался идти будить вас, думаю, стукну в окно потихонечку. А тут, слышу, половица скрипнула.
— Тебя самого-то кто разбудил?
— Сам поднялся. Я ж привычный, когда надо, тогда и встаю.
Никто, кроме Атоса, нас не заметил. Но и тот нам ничего не сказал: посмотрел, лениво зевнул и залез обратно под крыльцо.
Мы пошли задами до околицы. По тропинке, которую в деревне называют косой, спустились в густую рожь, поднялись на проезжую дорогу, а она вела прямиком к Поповой Лысине.
В поле было сухо и шумно. Оно уже проснулось, начало обогреваться и жить своей жизнью. Росы не было. Начинали пробовать голоса кузнечики. Бабочки раскачивались на длинных цветах. То и дело чертили воздух ласточки.
Чем ближе подходили мы к лесу, тем шумнее становилось птичье разноголосье, звонче стрекот кузнечиков 
и нахальнее атаки оводов и слепней. День оживал, а мы говорили тише и тише. Может, сказалась привычка: мы всегда молча выходим на реку. А, может, когда громко говорит природа, человеку положено молчать? Уж очень слаженный концерт из тишины и звона бывает по утрам! Голос человека в нем совсем лишний.
Вдоль дороги, по которой мы шли, тянулся кустарник, который обрывался перед неширокой поляной. На нее из лесу вышло несколько сосенок. Так начиналась Попова Лысина.
— Давайте обойдем эти сосенки, — предложил Андрюшка.
У первой ничего не было. Я прошел мимо второй с чуть потускневшей надеждой, но Андрюшка задержался и окликнул:
— Посмотрите-ка!
Он стоял на коленях в старой борозде. Коровы не могли выбрить из нее всю траву начисто. Сюда-то и обронил прохожий горсть желтоватых пуговиц. Старая легенда все сваливает на лешего. Может, и в самом деле он нес подарок какой-нибудь кикиморе, да забыл про дырку в кармане? Лешие — они невнимательны. А кикимора оказалась ревнивой, пошла его проверять, наткнулась на пуговицы да и пришила их к земле. Строчка получилась кривой, неровной. И что с нее спросишь, с кикиморы!