У Андрюшки от меня тайн нет, но, как назло, он исчез, словно сквозь землю провалился. Я и домой к ним заходил, и посылал на поиски — нет нигде. Не в Карпушата ли махнул? С него ведь станется. А ребята — что они про него могут знать?
Андрюшка летом отделяется от сверстников. Они мяч по улице гоняют, около гаража часами крутятся да в такую жару из реки не вылазят. Андрюшку с ними редко встретишь. Правда, река для него милее дома: первый рыбак на деревне. Но только вдруг оставит рыбалку — и пошел собирать то дикую редьку, то щавель, то лекарственные травы. Все ими завалит. А то приспособился кротов ловить, капканов понаделал, да как-то незаметно охладел, переключился на зайцев, услыхал, что где-то их петлями ловят. Может, петли не так ставил, а может, их и настоящим охотникам не хватает, зайцев-то, — не поймал ни одного. Зато осенью принес живую тетерку, тоже в самодельный силок попалась.
— Тебе бы ружье завести, — посоветовал я как-то.
— Да ну его, — отмахнулся Андрюшка. — Треск один… .
Такое же отношение было у него и к спиннингу. Достал я однажды при нем из чехла, а Андрюшка с укоризной:
— Это нехорошо, рыбу обманывать.
— А ты разве не обманываешь? — удивился я.
— Нет, я с ней по-честному. Я ей предлагаю: не хочешь навозного червя, возьми ручейника, не нравятся ручейники — пожалуйста, кузнечик… Рыба ест, а не обманывается. Мы с ней соревнуемся, кто ловчее: либо она успеет сдернуть насадку, либо я ее подцеплю. А блесна — это сплошной обман
Честно признаться, и мне поплавочная удочка больше по душе.
Летний вечер долог. Усталые матери увели ребят по домам. Все в деревне начало утихать. Лишь около клуба тихо пиликает гармошка да время от времени радостно вскрикивают девчата. А Андрюшки все нет. Можно было бы его понять, если бы сидел на реке. Но я доподлинно знаю, что его там нет: удочки на месте.
Он прибежал, когда я готовился спать.
— Где ты был? — спрашиваю.
— У многодетной матери.
— У кого? — не понял я.
— У многодетной матери, — повторил Андрюшка.
Жителей Согорок я знал. В деревнях, известно, большие семьи встречаются чаще, чем в городе. Но в Согорках?..
— Да береза же, — ответил Андрюшка. — Вы разве забыли? На поляне, у болотца. Вы сами тогда сказали «многодетная мать».
Ах вот о какой березе говорит Андрюшка! Как же, я ее помню, прекрасно помню, и почему назвали «многодетной матерью», никогда не забуду.
Мы возвращались домой и по той опушке вдоль болотца решили пройти, чтобы спрямить путь. Перед нами кто-то здесь уже собирал грибы, и, возможно, мы ничем не поживились бы, если б не та береза.
Старая, с наростами на стволе и корявыми узлами на раскидистых кривых ветвях, она стояла на покосе шагах в тридцати от леса. К тому времени траву скосили, сено убрали в копешки — то и дело набегавшие тучки мешали сметать большой стог. Копешки присели поодаль от березы и казались жалкими.
— Какая добрая береза, — обратил я на нее внимание. — Заглянем к ней?
— Пойдемте, — охотно согласился Андрюшка.
На маленькие черноголовые подберезовики мы наткнулись одновременно. Все они были одинакового размера. Шляпка свободно могла пройти в горлышко молочной бутылки, а корешок стать отличной пробкой. Шляпки с внутренней стороны сероватые и словно бы крапленые. Пятнышки выглядели, будто веснушки на лице.
Грибы разместились вокруг березы небольшими семьями. Они окружили ее так, словно водили хоровод. И хоть бы один оказался старше других! Знать, в один и тот же час они вылезли из земли.
Мы с Андрюшкой обошли вокруг березы первый раз — срезали, что попалось на глаза. Сделали второй круг — сняли пропущенное. В третий раз обшарили, производя зачистку, и еще кое-что попадалось. Вначале грибы складывали в корзины, а потом на землю. Получились приличные кучки.
— Давайте сосчитаем, — предложил Андрюшка.
— Давай, — согласился я.
Мы срезали семьдесят восемь штук. Семьдесят восемь! Собрать столько грибов под одним деревом мне еще не доводилось никогда.
— Хороша березка, — сказал Андрюшка.
— Хороша, — поддержал я. — Прямо-таки многодетная мать.
Так, видно, за ней и укрепилось это название. И как я забыл об этом?..
— И что ты там делал в темноте? — удивился я, узнав, что допоздна Андрюшка пробыл возле березы.
— Поливал.
— Что поливал?
— Землю. Понимаете, — прошептал он, — на прошлой неделе сено там убрали. Прихожу я — сухо. Какие могут быть грибы, если земля потрескалась? Заглянул в кусты и наткнулся на старое ведро. Оно только помято и течет совсем немножко. А тут в болотце, знаете, ямка, вроде родничка. Вода нехорошая, пахнет, но ее много. Черпаешь — снова прибывает. Я набрал ведро,