Вы пишете, что белые можно жарить, варить, сушить, размалывать сухие в порошок, мариновать. Оказывается их можно еще и… дарить. Об этом я недавно прочитал в одном журнале:
„.«Намереваясь сделать своему другу достойный подарок, мы не стали бегать по магазинам, а отправились вшестером ранним утром в бор… и задолго до обеда насыпали почти полную телегу белых. Из этого воза выбрали восемьсот кованых грибков ростом не больше куриного яйца. Эти восемьсот уложили в плетеную корзину, подняв ее борта свежими прутьями, и, не укрывая, несли, то и дело сменяя руки, до самого порога именинника. Сначала был восторг, потом — почти паника: попробовали бы управиться с этакой горой в догазовый период, да еще в сырую погоду. Без малого тысячу штук несколько раз перебирали руки, и не было среди грибов двух одинаковых».
С последней цитатой я познакомил Вадима. — Из своего дня рождения не делаю никакого секрета, — воскликнул он. — Тем более, что приходится он на хороший месяц — август.
или
Как мы с Вадимом однажды оскандалились
Новенький дом казался нежилым, а баня, к которой подвернул наш автобус, походила на игрушку, только что принесенную из магазина. Всамделишными выглядели только грядки за изгородью, прополотые, но осевшие из-за частых дождей.
Домик мы увидели издали, с дороги. Он стоял посреди широкой просеки и служил хорошим ориентиром. Его построили для персонала, обслуживающего высоковольтную линию. Строительство, видно, затянулось, и когда дом был готов, выяснилось, что жить в нем некому. Так и поселился в нем на правах дачника пенсионер со своей старухой и внуками.
Все это мы узнали после. А пока выходили из автобуса, осторожно неся корзинки и безбожно гремя ведрами, Вадим обронил ножик. Короткий, с ручкой, обмотанной цветной изоляционной лентой, он сделал в воздухе сальто и нырнул под сиденье.
— Это ты меня подтолкнул, конкурент несчастный, — ворчал Вадим. — Хотел оставить безоружным. А я тебя все равно посрамлю.
Ворчать ворчал, а ножа увидеть не мог. Я заметил его, выцарапал из-под сиденья и протянул ему:
— Пока возьми, а на обратном пути выбросим. Ездить с таким ножом — только позориться. А еще в конкуренты набиваешься.
Мы вышли из автобуса последними и стояли, осматриваясь, тогда как другие грибники постепенно начали разбредаться по опушкам.
— Давай, конкурент, выбирай себе направление, я пойду в противоположную сторону, — сказал я Вадиму.
— Э-э нет, ты сначала покажи, где растут грибы, а потом будем соревноваться.
— Интересно, какие грибы тебя интересуют?
— Белые, конечно.
— Белые?! — Я осмотрелся вокруг. — Видишь эти деревья?
— Напротив крыльца?
— Да.
— Вижу.
— Ищи в них.
— Ты что, издеваешься?
— Ничуть. Отличное место для белых.
Это отличное место представляло собой островок на дороге, по которой редко ездят. Старые седые ели — а их тут росло с полдесятка, не больше, — уронили тяжелые лапы на землю.
Вадим скептически осмотрел этот клин, перевел взгляд на меня и сказал:
— Хорошо, я пойду, но за результат отвечаешь ты. Если ничего нет — платишь штраф.
— И не подумаю.
— Тогда не пойду.
— Отлично, схожу я.
Вадим заколебался.
— Ладно, я схожу. Но если там пусто, ты все равно будешь наказан. Своими руками выберу из корзинки пять лучших белых.
Он залез в елки со стороны дороги, выбрался обратно, оглянулся на меня и погрозил кулаком. Затем перешел на другую сторону, и вот оттуда-то и раздался его истошный крик:
— Есть!
— Сколько? — спросил я.
— Один, — ответил Вадим, помедлив.
Он повозился там еще некоторое время, вышел и сказал безапелляционно:
— Один вырос, больше нет.
— Что-то не верится, — заметил я и направился к тому же ельниковому клочку.
Гриб я увидел тоже не сразу. Он не приподымал слежавшейся подстилки из сухих иголок, не прикрывался еловыми лапами, а пристроился к старой толстой палке так, что лишь с одной определенной точки его можно было заметить. Вадим эту точку не нашел, я выбрал ее тоже случайно, однако гриб поднес к самому носу Вадима.